Два часа мы бесцельно бродили по горам, взбирались на вершины и спускались в неглубокие долины, углубляясь всё глубже и глубже в самое сердце гор, но так и не нашли укрытия от бури. Стало ясно, что надо что-то делать, иначе мы все замёрзнем насмерть.
В конце концов я позвал проводника, сказал ему, что сам пойду впереди, и, открыв маленький карманный компас, показал ему направление на побережье. В этом направлении я решил идти, пока мы куда-нибудь не выйдем. Он тупо уставился на маленькую латунную коробочку с её дрожащей стрелкой, и затем воскликнул в отчаянии: «Ах, барин! Откуда компас знает об этих проклятых горах? Этот компас никогда раньше не проходил этой дорогой. Я ходил здесь всю жизнь, а теперь, прости Господи, я не знаю, где море!» Голодный, расстроенный и замерзший, я, тем не менее, не мог не улыбнуться представлениям нашего проводника о неопытном компасе, который не может ничего знать о дороге, потому что никогда здесь не путешествовал. Я поспешил заверить его, что «компас» – большой специалист по обнаружению моря в шторм, но он недоверчиво помотал головой, показывая, что не верит в его способности, и отказался идти в указанном мною направлении.
Не имея возможности повернуть лошадь против ветра, я спешился и с компасом в руке повел её по направлению к морю, а вслед за мной последовал и Вьюшин, который в огромной медвежьей шкуре, обернутой вокруг головы, походил на дикого зверя. Проводник, видя, что мы твёрдо решили положиться на компас, в конце концов тоже решил пойти с нами.
Наше продвижение поневоле было очень медленным, так как снег был глубоким, наши конечности замёрзли, а сильнейший ветер дул нам в лицо. Однако к середине дня мы внезапно оказались на самом краю обрыва высотой в сто пятьдесят футов, у подножия которого море с рёвом швыряло на берег огромные зелёные волны, заглушая шум ветра. Я никогда не видел столь необузданной стихии! Позади нас простиралась дикая местность заснеженных пустынных вершин, теснящихся под серым безжалостным небом, с кое-где проглядывающими зарослями стланика и чёрными базальтовыми пиками, подчёркивающими жуткую белизну и пустынность этих безжизненных снежных гор. Впереди и глубоко внизу было бушующее море, мистически катящее из серого тумана свои пенистые волны и с грохотом разбивающие их о чёрные утёсы. Снег, море, горы, и небольшой отряд скованных морозом людей и косматых лошадей, глядящих на море с вершины могучего утеса! Простая и безрадостная картина!
Наш проводник, внимательно оглядев обрывистый берег в поисках какого-нибудь знакомого ориентира, повернулся ко мне и с просветлевшим лицом попросил показать компас. Я отвинтил крышку и показал ему голубую дрожащую стрелку, указывающую на север. Он смотрел на неё с любопытством и с явным уважением к её таинственной силе, и затем сказал, что это действительно «великий проводник», и хотел бы он знать, всегда ли компас указывает на море! Я попытался объяснить ему, как действует эта латунная коробочка, но не смог, и он ушёл, твёрдо уверенный, что в ней есть что-то сверхъестественное и мистическое, если она может указать дорогу к морю там, где она никогда не бывала!
Остаток дня мы продвигались на север, держась как можно ближе к побережью, и пересекли с десяток небольших хребтов, петляя среди вершин горной цепи.
В течение этого дня я наблюдал странное явление, о котором читал в «Альпийских ледниках» Тиндаля – голубой свет, который, казалось, заполнял каждый след и каждое углубление в снегу. Отверстие, проделанное длинной тонкой палкой, светилось чем-то, похожим на темно-синий туман. За почти три года северных путешествий я никогда не видел такого странного явления.
Примерно через час после наступления темноты мы спустились в глубокую пустынную долину, которая, по словам нашего проводника, выходила на морской берег у устья реки Шаманки. Здесь не было снега, но шёл сильный дождь. Я подумал, что вряд ли майор и Додд могли добраться до назначенного места в такую бурю, потому приказал разбить палатку, а сам с Вьюшиным поехал к устью реки, чтобы посмотреть, прибыл вельбот или нет. Было слишком темно, чтобы разглядеть что-нибудь более-менее отчетливо, но мы не нашли никаких признаков того, что здесь когда-либо были люди, и, разочарованные, вернулись в лагерь. Никогда ещё мы не были так рады забраться в палатку, поужинать там и залезть в свои медвежьи шкуры, как после этого утомительного дня. Наша одежда промокла и замёрзла почти двое суток назад, а сами мы провели в седле и пешком четырнадцать часов без горячей пищи и отдыха.
Глава XV
Задержка штормом – Угроза голода – Наперегонки с приливом – Два дня без пищи – Возвращение в Лесную.