В этой монотонной рутине санной езды, стоянок и ночёвок на снегу медленно проходили дни за днями, пока 20 декабря мы не прибыли в деревню оседлых коряков Шестаково, недалеко от устья Пенжинской губы. Отсюда наши гижигинские казаки должны были вернуться домой, а мы остались ждать саней из Пенжины. Мы спустили наши постельные принадлежности и подушки, походное снаряжение и провизию через дымоход в самую большую юрту в деревне, расположили их на широкой деревянной платформе у стены, и устроились так удобно, как только позволили нам темнота, дым, холод и грязь этого жилища.
Глава XXIV
Унылое пристанище – Прибытие казачьего курьера – Американцы на Анадыре – Арктические дрова – Сибирская пурга – Заблудились в тундре.
Наше недолгое пребывание в Шестаково в ожидании саней из Пенжины было ужасно тоскливо и одиноко. Около полудня 20-го числа началась сильная метель, яростный ветер нёс такие огромные облака снега из большой тундры к северу от деревни, что вокруг потемнело, как во время затмения, до высоты ста футов всё было буквально заполнено массой несущегося снега. Как-то я рискнул забраться на самый верх юрты и высунуться из дымохода, и тут меня чуть не сдуло с крыши, и, залепленный снегом, я поспешно отступил вниз, поздравляя себя с тем, что мне не пришлось пролежать весь день в какой-нибудь сугробе. Чтобы уберечься от снега, нам пришлось потушить огонь и заткнуть дымоход чем-то вроде деревянного люка, так что мы остались в полной темноте и холоде. Мы зажгли свечи и закрепили их на закопченных брёвнах над нашими головами, чтобы видеть и читать, но холод был так силен, что мы были вынуждены в конце концов отказаться от литературных развлечений, и, надев шубы и капюшоны, забрались в наши мешки, чтобы попытаться поспать весь день. Заточенные в тёмном полуподземелье с температурой пять градусов ниже нуля, мы не имели другого выхода.
Для меня так и осталось загадкой, как люди, обладающие хоть какими-то чувствами, могут жить в таких отвратительных жилищах, как дома оседлых коряков. В них нет абсолютно ничего хорошего. Они имеют вход и выход через дымоход, освещаются дымоходом и вентилируются дымоходом, солнечный свет попадает в них только один раз в год – в июне, зимой они холодны, летом тесны и неудобны, и всё время полны дыма. Они пропитаны запахом прогорклого масла и тухлой рыбы, их брёвна черны и жирны от дыма, а земляные полы покрыты слоем засохшей в грязи оленьей шерсти. В этих жилищах нет никакого убранства, кроме деревянных чаш с тюленьим жиром, в которых горят фитили из мха, и почерневших деревянных корыт, которые попеременно служат то посудой, то сиденьями. Участь детей, рождённых в таком месте печальна – они не видят внешнего мира, пока не подрастут достаточно для того, чтобы взобраться к дымоходу.