В качестве иллюстрации того почтения, с которым относятся к американцам в Анадырске, я упомяну только, что во время моего казачьего вальса я нечаянно наступил тяжёлым сапогом на ногу одного казака. Я заметил, что он сморщился боли, и, как только танец закончился, я подошел к нему с Доддом, чтобы извиниться. Он прервал меня частыми поклонами и возражениями, что ему совсем не больно, и с выражением, свидетельствовавшим о его искренности, заявил, что считает за честь, чтобы американец наступил ему на ногу! Я никогда прежде не понимал, какой гордой и завидной честью я наслаждался, будучи уроженцем моей любимой страны! Я мог бы бродить по заморским странам с полным пренебрежением к чужим ногам и с уверенностью, что чем больше ног я отдавлю, тем больше чести я окажу тёмным иностранцам, и с тем большим удовлетворением я буду думать о моём великодушии! Так что здесь было место, куда могли бы приезжать американцы обнаружившие, что их заслуги не признаны должным образом на родине, и я со всей серьёзностью советую им отправиться в Сибирь, где туземцы сочтут за честь, чтобы им наступали на ноги.
Танцы вперемежку с занятными местными играми и перерывами поесть мороженной клюквы продолжались до двух часов ночи, продлившись девять часов. Я довольно подробно описал этот танцевальный вечер, потому что он является главным развлечением жителей всех русских поселений в Сибири и лучше всего показывает как беспечно-счастливы эти люди.
Все праздники жители только и делали, что ходили друг к другу в гости, устраивали чаепития и развлекались танцами, ездой на санях и игрой в мяч. Каждый вечер с Рождества до Нового года группы людей, одетых в фантастические костюмы, обходили с музыкой все дома в деревне и угощали их обитателей песнями и танцами. Жители этих небольших русских поселений в северо-восточной Сибири – самые беспечные, сердечные, гостеприимные люди в мире, и их общественная жизнь, как бы она ни была проста, несёт в себе все эти черты. Нет никакой церемонности или притворства, никакого стремления каким-либо образом обратить на себя побольше внимания. Они очень непосредственно общаются и относятся друг к другу с самой нежной сердечностью, мужчины часто целуют друг друга при встрече и расставании, как будто они братья. Их изоляция от всего остального мира, по-видимому, связала их узами взаимной симпатии и взаимовыручки и изгнала все чувства зависти, ревности и мелочного эгоизма. Во время нашего пребывания у священника к нам относились с самым глубоким вниманием и добротой, и его небольшой запас деликатесов, такой как мука, сахар и масло, был щедро потрачен на обеспечение нашего стола. Он был рад разделить их с нами и никогда не намекал на компенсацию и, кажется, думал, что это не более, чем обычное гостеприимство с его стороны.
С этими первыми десятью днями нашего пребывания в Анадырске связаны одни из самых приятных воспоминаний нашей сибирской жизни.
Глава XXVII
Новости про анадырский отряд – Планы – История печной трубы – Едем к побережью.
Сразу же после нашего прибытия в Анадырск я навел справки об отряде американцев, которые, как говорили, жили где-то в устье реки Анадырь; но мы не смогли получить более никакой информации, кроме той, которая у нас уже была. Кочующие чукчи принесли в посёлок известие о том, что поздно осенью на побережье к югу от Берингова пролива высадилась небольшая группа белых людей с «огненного корабля», то есть парохода, и что они вырыли что-то вроде землянки, прикрыли её досками и ветвями и остались на зимовку. Кто они такие, зачем пришли и как долго намерены там оставаться – вот вопросы, которые волновали теперь всё чукотское племя, но на которые никто не мог ответить. По словам туземцев, их землянка была полностью заметена снегом, и только железная труба, из которой шёл дым и искры, показывала, где живут белые люди. Эту любопытную железную трубу, которая так озадачила чукчей, мы сразу же опознали как печную трубу, и она была самым достоверным подтверждением правдивости их рассказа. Ни один сибирский туземец пока не изобрёл печной трубы – уже один этот факт убедил нас в том, что где-то на побережье Берингова моря живут американцы – вероятно, исследовательский отряд, высаженный полковником Балкли для помощи нам.
Инструкции, которые дал мне майор, когда мы уезжали из Гижиги, не предусматривали никаких непредвиденных обстоятельств, таких как высадка отряда вблизи Берингова пролива, потому что в то время мы уже потеряли всякую надежду на встречу с ними и рассчитывали исследовать местность только своими силами. Когда мы отплывали из Сан-Франциско, главный инженер клятвенно обещал, что если он пошлёт отряд в устье реки Анадырь, то он доставит их туда в начале сезона на большой китобойной лодке, чтобы они ещё до начала зимы могли подняться по реке до поселка. Поэтому, когда в конце ноября мы встретились с анадырцами в Гижиге и узнали, что о таком отряде ничего не было слышно, мы, конечно, пришли к выводу, что по какой-то причине план, предложенный полковником Балкли, не был осуществлён. Никому и в голову не пришло, что он мог оставить горстку людей в пустынном районе к югу от Берингова пролива в начале арктической зимы, без каких-либо средств передвижения, без какого-либо укрытия, в окружении свирепых племен вольных туземцев и более чем в двухстах милях от ближайшей цивилизации. Что же оставалось делать этим несчастным? Они могли жить там в ожидании смерти от голода, или пока не будут спасены экспедицией, посланной им на помощь из внутренних районов страны. Такова была ситуация, когда мы с Доддом приехали в Анадырск. Нам было приказано оставить Анадырь неисследованным до следующего сезона, но мы знали, что, как только майор получит письма, которые прошли через наши руки в Шестаково, он узнает, что к югу от Берингова пролива высадился отряд, и пошлет нам с особым курьером приказ разыскать его и доставить в Анадырск, где он может пригодиться. Поэтому мы решили предвосхитить такой приказ и найти американскую печную трубу сами.