- Дома поставим, на кладбище, когда вернемся. Будет куда цветы носить.
- Дома - это не то. Она ведь рвалась к свободной жиз-ни, а дома опять мрак средневековый. Погоди... - в глазах Симы промелькнул светлый блик, но додумать внезапно пришедшую мысль она не успела.
Навстречу, по аллее Тиргартена чинно двигалась пара. Ее усредненно можно было назвать пожилой, поскольку плотному седовласому мужчине было заметно за восемь-десят, тогда как его дородная спутница едва преодолела пятидесятилетний рубеж. Всмотревшись в румяное, покрытое застарелыми оспинами лицо старика, Сима всплеснула руками:
- Господи, ты все еще здесь, водила генеральский!
- Я вас тоже сразу узнал, - польщенно улыбнулся рябой шофер. - А напарница ваша и вовсе не стареет. Как в книжке про портрет Дориана Греевича...
- Стало быть, так и не вернулся в села Рязанщины?
- Гостевать гостевал, а окончательно осесть желания не возникло. Дороги там все те же... Я потом догадался, отчего в России-матушке дорог не строят, а если все ж таки проложат какую-никакую штрассу, так она тут же кусками отваливается.
- Отчего же?
- Земля у нас особенная, вот что. Вольная, никакой корки на себе не терпит. Ее просто так в асфальт не зака-таешь, любые оковы отторгает. Оттого и народ наш, на той земле возросший, свободу любит, как никакой другой...
- Ты хоть землицы той невъебенной привез на память в тряпице? - весело спросила Грета. - Чтобы было что на крышку гроба бросить в последний час на чужбине проклятой?
- Нам это ни к чему, - невозмутимо ответил бывший
шофер. - Как сказал Василий Теркин, помирать нам рано-вато, есть у нас еще тута дела. Я заместо землицы жену привез молодую...
У женщины заалели пухлые щеки.
- Ну ты орел! - воскликнула Грета восхищенно. - Я-то думала внучка погостить приехала. И что же, пенсии твоей от щедрот штази на двоих хватает?
- У нее и свой доход имеется.
- Работает?
- Зачем же ей на капиталистов горбатиться? Ейная матерь в сорок первом годе три недели под оккупацией была в Рязанской области. Стало быть, ей теперь компен-сация от супостатов полагается. Пусть платят, душегубы. Так что бывайте здоровы...
Пара степенно удалилась. Освобожденные узники, следуя за ковыляющей по-утиному Симой, добрались до набережной Шпрее.
- Вы знаете, дорогие мои, - заговорила Сима внезапно помолодевшим голосом, - сегодня особый день. В те два часа, пока я считала медальон украденным, я была по-настоящему счастлива, ведь его потеря означала освобож-дение от этого проклятого договора с нечистой силой. Я поняла простейшую вещь - неправедно приобретенное счастья не приносит. Неважно, что для этого понадобилась целая долгая жизнь. Важно, что я это поняла оконча-тельно...
- Сима, что ты несешь? - Грета изумленно смотрела на старуху. - У тебя Альцгеймер начинается? Или просто ве-сеннее обострение?
- Погоди, Греточка, - с улыбкой покачала головой Си-ма, - это еще не все. Дьявол снова вернулся во всей красе, когда дотошные немецкие полицаи отыскали мой медальон. И тогда я, наконец, поняла гораздо более важную вешь, чем банальное "не укради". Теперь я знаю как окончательно расторгнуть договор с нечистой силой. И заодно поставить твоей матери памятник, которого она заслуживает...
С этими словам Сима размахнулась и с неожиданной силой швырнула в реку блеснувший в расплавленном закатном солнце овальный медальон.
- Сима, ты ...?! - в ужасе закричала Грета. - ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ...!! - Это не памятник матери, это наоборот - предательство ее памяти!
- Ничего подобного, Греточка, - хладнокровно возрази-ла Сима. - Груня, светлая ей память, хотела не богатства, а свободы. Это главное, к чему человек должен стремиться. И это единственное, что делает его человеком.
- Может, оно и к лучшему, - сказал Коган. - Слава бо-гу, все здоровы и на свободе. Представь, сколько было бы проблем со всем этим добром. Не дай бог опять за колючую попасть... - Фима умолк под испепеляющим взглядом Гре-ты.
- Впрочем, дорогая Греточка, еще не все потеряно, -жизнерадостно улыбнулась Сима. - Прикажи Фиме, и он те-бе этот медальон не то что со дна реки, с Луны достанет. И будет тебе счастье. Если счастье именно в этом...
- Старая дура! Конечно, тебе на все наплевать. Тебе на
том свете уже ничего не понадобится...
- Я не очень хорошо себе представляю "тот свет", - спокойно ответила Сима. - Но для того, чтобы понять, куда ты уходишь, чертовски важно разобраться, откуда ты взялся.
- Кому нужны твои рассуждения о добре и зле? Разве ты не понимаешь, что теперь все достанется швейцарским банкирам - этим жирным котам? Разве для них это правед-ное богатство? Разве они его заслужили?
- А вот на это мне действительно наплевать, - твердо сказала Сима. - Я отвечаю только за себя. Но, сдается мне, оно и им счастья не принесет. А ты, детка, лучше возьми с меня пример - сожги тот синий листок с паролем, пока он новых бед не наделал. Или он у покойничка остался?
Грета резко развернулась и зашагала прочь от набе-режной. Фима виновато улыбнулся и бросился ее догонять.
- Что ж, друг мой, - Сима уцепилась за рукав Алика, - тогда в Москве ты был таки прав. Жизнь оказалась вполне литературным явлением, и теперь сюжет получил свое чет-кое завершение. Финита, как говорится, ля комедия. А те-перь, мальчики, помогите мне вернуться домой...
Сима ухватила под руки Алика и Загребского и зако-
выляла по аллее Тиргартена. Добравшись до Бранден-бургских ворот, троица уселась в такси и покатила по Унтер-ден-Линден. Старые кряжистые липы покрывала бледная молодая зелень.
Машина миновала центр города и мчалась к аэро-порту по берлинским промышленным пригородам. Сима рассеянно разглядывала вывески с названиями фирм. Когда у дороги возникли большие белые буквы "OPEL Einkaufszentrum", она внезапно дернула водителя за рукав и попросила свернуть.
- Я виновата перед тобой, Алик, - сказала Сима, входя в блистающий стеклом и лаком автосалон, - ведь ты не получил обещанного гонорара. "Мерседес" я, правда, поз-волить себе не могу, но "опель" мне вполне по силам. Мо-жешь прямо на нем в Москву вернуться. Выбирай, дружок, модель...
- Ну ты даешь, Симуля, - обалдело сказал Алик. - Толь-
ко по справедливости его надо отдать Загребскому взамен разбитого.
- Молодой человек наверно получит страховку? - предположила Сима. - Ведь машина была застрахована?
- Эээ, видите ли, Серафима Аскольдовна... - скосил глаза вбок Загребский.
- Понятно. Ну, отдай, раз такое дело, - Сима повер-нулась к Алику. - Да не оскудеет рука дающего...
Спустя час "опель" цвета молодой травы въехал в Берлинский аэропорт Щёнефельд. За рулем новенького ав-томобиля сияла заросшая рожа Загребского.
- Стало быть, Алик, ты летишь со мной? - спросила Си-ма. Она ехала по аэровокзалу в коляске с распрямленной спиной и повелительно задранным подбородком.
- Нет, Симуля, - покачал головой Алик. - Как сказал рябой шофер, есть у нас еще тута дела. Загребский, под-бросишь до Гейдельберга?
- О чем разговор, братан! - с лица бородача не сходила мальчишеская улыбка. - На таком красавце мигом там будем.
С Симой простились у рамки металлоискателя.
- Все правильно, - сказала она с грустью. - Хватит бе-
гать за сокровищами. В твоем возрасте личная жизнь совершенно необходима. И вообще - не спеши возвращать-ся в Россию. Что ты забыл в стране, прущей семимильными шагами в прошлое? А вы, молодой человек, - Сима потрепа-ла Загребского за бороду, - примите совет прожившей жизнь старухи - займитесь, наконец, делом. Как сказала бы Греточка, перестаньте страдать хуйней.
Служащая в синей униформе укатила коляску в кишку галереи, и Сима долго еще оглядывалась, вытягивая старче-скую морщинистую шею.
Глава XVIII. Последнее искушение
Прямо из аэропорта друзья взяли курс на Карлсруэ. Загребский наслаждался новым авто. Дальнейшая жизнь представлялась ему цепью непрерывных удач.