Я внезапно почувствовал себя измученным. Моя рука болела от тупой пульсирующей боли. Мне нужен был отдых и сон.
«А что насчет Сточелли?» - спросил Дитрих, фанатичный огонь в его глазах снова вспыхнул. "Что насчет него? Он выходит безнаказанным? Значит ли это, что его не накажут?
«Привет, я позабочусь о Сточелли. Даю вам слово.
"Могу ли я вам верить?"
"Вы должны будете."
Я поднялся и сказал им, что устал и ухожу, и вышел за дверь, осторожно прикрыв ее за собой. Когда я уходил, никто из нас ничего не сказал. Больше нечего было сказать.
* * *
Когда я уезжал от Дитриха и его дочери, было уже далеко за четыре утра, но мне еще предстояло сделать последнюю работу, прежде чем я смогу заснуть. Я вернулся в свою комнату, чтобы забрать
магнитофоны - карманный и немного большего размера. Более крупный рекордер был оснащен высокоскоростным воспроизведением. Он мог воспроизвести целый час ленты менее чем за тридцать секунд. Для любого, кто его слушал, звук, который он издавал, был не более чем пронзительный вой.
С обеими машинами я спустился в заброшенный вестибюль и устроился в одной из телефонных будок. Притворяясь, что говорю в микрофон, я продиктовал отчет о своей деятельности на небольшой карманный диктофон. Я освещал почти все произошедшие события, кроме убийства Луиса Апарисио. Мне потребовалось почти пятнадцать минут, прежде чем я закончил говорить.
Потом я перебрался в Денвер.
«Ты выглядишь усталым», - сказал Денвер, когда подошел к линии.
«Я, - едко сказал я, - так что давай покончим с этим, хорошо?»
«Я сейчас записываю».
«Высокая скорость», - устало сказал я. "Давай не будем всю ночь".
"Роджер. Готовы к приему ».
«Хорошо, это личное. Только для воспроизведения Грегориуса. Повторите - только для Грегориуса.
Я вставил кассету с магнитной лентой в высокоскоростной проигрыватель и прижал ее к микрофону телефона. Я нажал кнопку «play», и машина завизжала, как пронзительный крик далекой пилы. Звук длился семь или восемь секунд, затем резко оборвался.
Я поднес трубку к уху и спросил: «Как прошел прием?»
«Прицелы показывают, что все в порядке, - признал Денвер.
«Хорошо, - сказал я. «Я хочу, чтобы эта пленка была уничтожена сразу после передачи Грегориусу».
"Сделаю. Что-нибудь еще?"
"Нет я сказала. «Думаю, пока это все».
Я повесил трубку. Перед тем, как покинуть будку, я перемотал оригинальную кассету, отключил микрофон и запустил ее в режиме «записи» на высокоскоростном магнитофоне, пока лента не была полностью стерта.
Вернувшись в свою комнату, мне пришлось задернуть шторы, чтобы избежать яркого света приближающегося рассвета. Я разделся, лег в постель и долго лежал в раздумьях, потому что мои мысли были сосредоточены на последней части сообщения, которое я отправил Грегориусу:
«То, что открыл Дитрих, настолько опасно, что ему нельзя доверять. Мужчина крайне невротичен и нестабилен. Если его формула синтетического героина когда-нибудь попадет в чужие руки, мне не хотелось бы думать о последствиях. Объективно я бы рекомендовал устранить его - как можно скорее ».
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Я проспал до позднего вечера, когда истеричная и напуганная Сьюзен разбудила меня своим неистовым стуком в мою дверь.
Я вылез из постели и неуверенно открыл дверь. Сьюзен была одета только в бикини и прозрачную пляжную куртку. Ее длинные светлые волосы ниспадали каскадом на грудь.
"Мой отец ушел!" она закричала.
Страх был написан бледной тенью на ее лице. Ее глаза превратились в рассеянный пустой взгляд от шока, который она едва могла контролировать.
Когда я наконец ее успокоил, я надел брюки, рубашку и сандалии. Мы поднялись в ее номер.
Я оглядел гостиную Дитрихского люкса. Это была бойня. Лампы были перевернуты, журнальный столик лежал набок. Из пепельниц на пол были рассыпаны окурки.
Я повернулся на кухню. Он был совершенно пуст. От реторт, трубок и прочего лабораторного оборудования, которое я видел там всего несколько часов назад, не осталось ничего.
"Там!" - сказала Сьюзен. "Посмотреть на себя!"
"Скажи мне, что произошло."
Она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. «Я проснулся сегодня утром около десяти тридцать. Отец все еще спал. Мы легли спать сразу после того, как ты ушел, но он был так взволнован, что я заставила его принять снотворное. Я позвонил в авиалинии, как только встал, и забронировал для нас выезд сегодня днем. Это был самый ранний рейс, который мне удалось совершить. Потом выпил чашку кофе. К тому времени было одиннадцать часов. Я хотел подольше загорать и не думал, что будет больно, если позволю отцу поспать как можно дольше, поэтому я спустился к бассейну. Я был там всего несколько минут назад. Я вернулся собирать вещи и - и нашел это! » Она в отчаянии обвела рукой.
«Вы нашли здесь записку или что-нибудь еще?»
Она покачала головой. "Ничего! Судя по всему, отец проснулся и оделся. Он, должно быть, приготовил себе завтрак. Посуда по-прежнему стоит на столе на террасе. Все, что у него когда-либо было, - это сок, кофе и яйцо ».
Я оглядел кухоньку. - Он здесь прибирался?