Ну да ладно, если раньше я был жертвой преступления, то теперь стану орудием справедливости. И в моем случае правосудие поднимется на недосягаемую высоту и засияет безупречной чистотой.
Однако примечательно то, что у меня полностью исчезла способность испытывать отрицательные эмоции. К Владимиру я не чувствовал ни ненависти, ни злости, ни желания мести. Но поскольку во Вселенной было нарушено равновесие, то его следовало восстановить. Здесь закон бумеранга работает всегда безотказно.
Именно такую потребность я ощущал в себе и в этом видел свою нынешнюю миссию. Тем более, я мог проследить от начала и до конца весь жизненный путь бывшего друга. Я отлично знал, от чего и когда он умрет. Скоро он погибнет в результате страшной автокатастрофы.
…Легкий красный автомобиль стремительно мчался по ночной дороге. Внутри сидел молодой мужчина, и на его лице время от времени появлялась удовлетворенная улыбка. Что ж, у него имелись все основания быть довольным собой. Пару часов назад он удачно провел переговоры и заключил сделку, которая должна принести хорошие деньги. Об этой радости Владимир уже успел сообщить жене и проинформировать ее о том, что срочно уезжает в командировку для продолжения переговоров. Это была не раз проверенная и надежная отмазка. На самом деле он ехал к своей любовнице, и понятно, что его улыбка была вызвана еще предвкушением приятной встречи и тех сладостных часов, которые он проведет с ней. Все у него замечательно – и на работе, и в семье, и в личной жизни. Чтобы быть успешным, надо не так уж много – ловкость и предусмотрительность. Уж этих качеств ему не занимать.
…Позднее следователи будут недоумевать и долго разбираться, почему на широкой, пустынной трассе не смогли разъехаться легковушка и грузовой фургон. Но так уж получилось… Лобовой удар расплющил всмятку красный седан, который, отлетев от дороги метров пятнадцать, ударился еще о бетонную стену некоего сооружения. Его водитель при смерти был доставлен в больницу.
Невозможно описать состояние любящего человека, когда он внезапно получает известие о трагической беде, случившейся с его близким. Я видел бездонное отчаяние Анны, опухшие от слез глаза, в которых мелькали искорки надежды, когда она вопрошала врача, а тот качал головой и все повторял, что нет никаких шансов. Травмы не совместимы с жизнью. Владимир находится в глубокой коме, не может сам дышать, подключен к аппарату. Его дни, нет, даже часы – сочтены. И с этим надо смириться.
Анна просила допустить ее к мужу, врачи сначала категорически не соглашались, но она все-таки добилась своего.
Вот, в сопровождении медицинской сестры она подходит к палате, открывает дверь. То, что она увидела, заставило ее содрогнуться. Перед ней был не человек, а запеленованный сверток – ни рук, ни ног, ни головы, лишь узкие щелки в области глаз и рта. И какие-то трубки, соединяющие его со сложной аппаратурой. Она стояла возле этого неподвижного белого кокона и едва шевелила губами, но слов слышно не было. Лишь один я понимал, о чем она беззвучно шептала: она умоляла мужа остаться в живых и не покидать ее.
Я знал, что Анна не верила в бога, но теперь она подолгу простаивала в тиши церкви. Здесь в огромном, пахнущем ладаном зале концентрировались тысячи разных просьб, печалей, горестей, радостей и надежд, но атмосфера внутри не была тяжелой, а наоборот, необычайно легкой, ибо человеческие чаяния и их молитвы не сгущали ее, а уносились ввысь. Здесь Анна была наедине со своими бедами и печалями, но не чувствовала себя одинокой и брошенной. Она выходила из церкви с маленькой надеждой, за которую хваталась, как за последнюю соломинку.
Потом шла в больницу, к мужу, и подолгу с ним беседовала. Впрочем, это был совсем даже не разговор, ибо говорила она одна. Где-то она прослышала, что с человеком в коме надо обязательно общаться, он все слышит, но не может отвечать. Она много рассказывала о себе, о том, как прошел ее день, о дочери, какая та умница и красавица, часто повторяла, как она и дочь любят и ждут его.