Я, наблюдая такую картину, оказался в двусмысленном положении. Но такого не должно быть, ибо, как я уже понял, в этом, другом мире, ничего двусмысленного не бывает. Каждая ситуация, каждое человеческое действие имеет четкое определение и строго выверенную оценку. И критерий здесь только один, каким человек был раньше и каким станет теперь. Нет, не в смысле физического здоровья, а что он чувствует, о чем думает, что собирается делать. И есть ли у него желание изменить себя? А если нет, то что может послужить толчком, чтобы такое желание возникло?
Будь я земным человеком, я, наверное, должен бы радоваться тому, насколько мощно и удачно выстрелило орудие грозного правосудия в ответ на все мои беды, в ответ на измену, предательство и убийство. Но я сейчас никакой радости не испытывал. Во всяком случае, глядя на глубоко несчастную женщину, что-то во мне, там, где у людей обычно находится сердце, сжималось от жалости и сострадания.
…Прошло несколько дней, и все оставалось по-прежнему. Анна каждый день приходила в больницу и беседовала с мужем, а он внешне не подавал признаков жизни. Правда, врачи недоумевали, ведь, по их мнению, пациент должен был уже давно умереть.
Но вот однажды, когда она с полчаса о чем-то рассказывала Владимиру, ей показалось, что его ресницы чуть дрогнули. Нет, не почудилось… Вызванные врачи немедленно стали проводить с телом какие-то манипуляции, а Анна в тревоге и волнении ходила по больничному коридору.
– Кажется, он возвращается с того света, – удивленно произнес доктор, выходя из палаты и качая головой. – Это какое-то чудо.
И наконец, наступил день, когда муж открыл глаза. Взгляд его становился все более осмысленным, он увидел склонившуюся над ним Анну, и она смогла услышать его слова.
– Где я? – с трудом прошептал он.
– Ты в больнице, мой дорогой.
– Что со мной?
– Ты попал в автокатастрофу. Тише, тише, помолчи.
Слезы катились из глаз женщины, но ее лицо в первый раз за долгое время озарилось улыбкой. В глазах мужа появилось сильнейшее беспокойство.
– Пожалуйста, не волнуйся, – умоляла его Анна. – Самое страшное уже позади.
– Нет, я должен что-то сказать. Кажется, я был там. Или мне приснилось?
– Где там?
– В ином мире. Нет, не приснилось. Уж очень яркие картины. Как наяву.
Он надолго замолчал, о чем-то усиленно размышляя, потом сказал:
– Знаешь, я видел его.
– Кого?
– Его.
Она все поняла.
– А он тебя видел?
Владимир дважды моргнул глазами.
– Вы разговаривали?
– Нет, это невозможно.
Она подумала и спросила.
– Как он на тебя смотрел? Осуждающе? Зло? С радостным чувством мести?
– Нет-нет, – прошептал Владимир. – Но я не могу описать его взгляда. Он как будто пронзал меня насквозь, словно рентгеном, он понимал меня всего, до самых кончиков. Я под его взглядом чувствовал себя, нет не пылинкой, а… во мне словно все перевернулось, сдвинулось, смешалось. А потом вдруг стало ясно, но совсем не так, как раньше…
Он замолчал.
– О чем ты думаешь? – снова спросила Анна.
– Вот так, живешь себе, живешь, и вдруг… Вся твоя прошлая жизнь летит к черту, а ты ничуть не жалеешь. Наоборот, даже радуешься. Хотя для этого нужен мощный, а порой страшный, шоковый толчок.
– Он тебя простил?
Глаза его выразили сильнейшую душевную боль.
– Такое простить невозможно. Теперь я хорошо понимаю. Я сам себе это никогда не прощу. Мне нет прощения.
– Можно, можно, мой дорогой, – быстро говорила Анна. – Ты раскаялся. Ты выздоровеешь, мы пойдем на его могилу, ты ему покаешься. Потом мы оба сделаем много добрых дел. Он простил. Я теперь точно знаю.
Оба снова надолго замолчали.
– Там страшно? – наконец неуверенно спросила она.
– Не знаю. Там совсем не так, как здесь. Там нет ненависти и вражды. Там царят мудрость и любовь. – Он слабо, как-то виновато улыбнулся, прикрыл глаза и с трудом прошептал. – Прости, я хочу поспать. Не бойся, я не засну вечным сном. Ты права, теперь будет всё по-другому. Всё.