Оставшись перед королевой в одиночестве, Седрик Оуэн низко поклонился и смущенно стоял, опустив глаза и сложив перед собой руки, не имея ни малейшего понятия, как вести себя в присутствии королевы.
— Ты можешь на нас посмотреть. — Она великолепно говорила по-французски, лишь с едва заметным итальянским акцентом. — А затем ты осмотришь нашего сына и скажешь нам, какие еще можно использовать методы, чтобы его вылечить.
— Миледи… Ваше величество… — Неожиданно Оуэну отказало его знание французского. — Я принимаю роды и даю лекарства, которые, по моим представлениям, могут помочь моим пациентам. Я обращаюсь к небесам за мудрым советом, а также изучаю сущности мужчин и женщин, чтобы вернуть их в равновесие. К сожалению, я не обладаю умением лечить детей. Ваше величество собрали в этой комнате гораздо более опытных и достойных лекарей, чем я.
Среди одетых в черное мужчин, которые делали вид, что не слушают их разговор, пронесся легкий шорох. Оуэн понял, что вряд ли сумел завоевать их расположение.
— Никому из этих людей так и не удалось избавить нашего сына от лихорадки, я уже не говорю о том, чтобы вылечить его совсем. Мы желаем, чтобы ты посмотрел на него свежим взглядом и оценил его состояние. Говорят, что ты не считаешь телесные жидкости главным показателем при постановке диагноза.
Это было спорным заявлением и чуть не стоило Оуэну обучения в Кембридже. В комнате повисло напряжение, хрупкое, словно тонкий лед, что может проломиться от одного неверного движения.
Где-то в глубине сознания Оуэна, неслышный для других, родился высокий, прозрачный звук — предупреждение голубого камня.
Всякий раз, когда он это слышал, его жизнь круто менялась.
Он вздохнул, вытер вспотевшие ладони о полу рубашки и сказал:
— Ваше величество, я считаю, что Парацельс[2] был прав и что жизнь определяется равновесием трех элементов: солей, серы и ртути. Я продолжаю полагаться на проверку шести пульсов на каждом запястье, но даю им объяснение другим, новым языком. Оценка качества телесных жидкостей играет свою роль, но не является единственным и полным объяснением законов жизни.
Они возненавидели его за эти слова — похожие на воронов мужчины в черных одеяниях, и они не были глупы; они улавливали фальшь так же легко, как чувствовали запах разложения. По закону больших чисел по крайней мере один из них наверняка был шотландцем и, значит, мог раскрыть его обман.
Оуэн уже собрался повернуться к ним спиной, когда один из них, моложе остальных лет на десять, посмотрел на него через всю комнату и едва заметно кивнул. Королева это заметила.
— Мишель, друг мой, у вас появился союзник.
— И я очень этому рад. — Мужчина поклонился так низко, что Оуэн разглядел жирное пятно на его шапочке. У него оказался на удивление приятный голос. — В таком случае, возможно, мы с ним могли бы начать…
В спальне у них за спиной раздался стон, который перешел в крик, к нему присоединился еще один. Королева резко повернулась и покачнулась, она была в туфлях на высоком каблуке, увеличивавших ее рост, но не предназначенных для быстрой ходьбы.
В спальне принца чей-то бас заставил крики стихнуть, но всего лишь на мгновение. Затем королева добралась до двери, распахнула ее, и наружу вырвалось горе, которое окутало всех присутствующих.
Внутри царили неразбериха и страшный шум, понять можно было только то, что юный принц умер.
Невысокий юноша с приятным голосом незаметно пробрался сквозь хаос и остановился, прижавшись плечом к плечу Оуэна, а затем отвел его назад, к дальней стене.
— Мы уйдем, когда это будет можно. Вы живете неподалеку?
— На южном берегу, дом Анжу.
— Насколько я помню, это довольно невзрачное место, но там чисто. Вы сделали хороший выбор для человека, приехавшего в чужой город. Мы должны туда отправиться, только сначала сделаем небольшой крюк и зайдем ко мне. У меня есть письмо от некоего молодого человека, и в конверт вложена еще и рекомендательная записка от доктора Джона Ди, весьма знаменитого джентльмена. Вам что-нибудь о нем известно?
Несмотря на страшную жару, внутри у Седрика Оуэна все заледенело.
— Я отправил письмо еще более знаменитому врачу в Салон, — сказал он. — И ничего не посылал в Париж.
С радостью отметив, что голос прозвучал ровно и спокойно, он посмотрел в глаза, которые смеялись и одновременно пытались его предостеречь.
— Меня призвали сюда три дня назад из моего дома в Салоне. Ваше письмо догнало меня, а за ним второе, от моего друга доктора Ди, в котором он рассказал мне об очень талантливом молодом человеке, владеющем одним особенным камнем, — сообщил Мишель де Нострадамус, врач, астролог и предсказатель. — Возможно, нам следует…
И снова ему помешали неотложные дела королевской семьи. Королева с грациозностью кошки вышла из спальни и принялась раздавать приказы всем, кто попадался у нее на пути.
Все происходило очень быстро.
Возле двери возник герольд в голубой ливрее, получил указания и исчез.
Сквозь толпу прошел священник, словно пронеся с собой застоявшийся воздух, и присоединился к двум другим, которые уже находились в комнате принца. Одеяние этого служителя церкви было золотым, а распятие могло посоревноваться стоимостью с алмазами королевы.
Появилась женщина с черным платьем и черными драгоценностями, а также гагатовыми украшениями и кружевами для волос королевы. После того как ее величество их одобрила, их отнесли в соседнюю комнату.
Врачи, не сумевшие спасти принца, столпились в углу, похожие на овец в черных шапочках. От них волнами исходил запах страха.
Екатерина Медичи окинула их взглядом и ледяным тоном сказала:
— Вы пойдете с нами. Прямо сейчас.
Предложение прозвучало довольно зловеще.
Седрику Оуэну можно было и не слушать предостерегающий сигнал, прозвучавший у него в ушах, он и без того понял, как близко к нему подступила смерть. Волею судьбы и благодаря тому, что Мишель де Нострадамус вовремя отвел его в сторону, они оказались далеко от одетых в черное врачей. А королева, похоже, забыла об их существовании.
Оуэн почувствовал, как кто-то потянул его за рукав. Приятный голос проговорил:
— Думаю, нам лучше уйти. Я тоже не успел осмотреть юного принца и, значит, невиновен в его смерти. Я почту за честь, если вы согласитесь выпить со мной вина и пообедать у вас дома. Нам нужно поговорить о вещах, которые не стоит обсуждать при посторонних. Особенно я бы хотел взглянуть на камень, который вам принадлежит и является наследием вашей семьи.
— А этому камню нужна ваша смерть? — к концу трапезы спросил как бы между прочим Нострадамус.
Голубой камень лежал на столе, этот третий участник необычного разговора успокаивал и одновременно тревожил.
Вино было красным и не слишком кислым. Мадам де Руэн, хозяйка дома Анжу, хотя и содержала ничем не примечательный дом, но сделала из него нечто особенное, к тому же она превосходно готовила. Жареные голуби с миндалем и портвейном могли бы посоперничать с блюдами, которые подавали при дворе. Она сама принесла обед в комнату Седрика Оуэна на втором этаже, застелив белой льняной скатертью стол, а вино разливала в чаши из хорошо вываренной кожи.
Теперь, когда вина осталось лишь на дне бутылки, оно немного помутнело. Седрик Оуэн вертел свою чашу в руках и раздумывал над вопросом гостя. Он до сих пор не знал, как относиться к Нострадамусу; молодой человек не был назойливым, как раз наоборот, демонстрировал безупречные манеры. И не пытался главенствовать, как это иногда позволял себе доктор Ди. Короче говоря, он не боялся камня и не пытался им завладеть.
2
Парацельс, настоящее имя Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм (1493–1541) — знаменитый алхимик, врач и оккультист.