Пройти в темноте всего несколько шагов, миновать засыпанные снегом кусты – и я снова окажусь на освещенной улице. Но тут он выскочил из кустов рядом с почтовым ящиком Росенов. Я так испугалась, что рассыпала половину сахара.
Он был высокий и тощий, в просторном старинном пальто и гигантской меховой шапке. В темноте я не смогла разглядеть лицо, но мне показалось, что он усатый.
– Подожди! – окликнул он меня. – Стой! Подожди! Не бойся!
Не бойся? Сердце отчаянно колотилось в груди, и я только не могла решить, что лучше – бежать назад в надежде, что Инга откроет дверь, или нестись прямо к маме.
– Это важно, – продолжил он. – На карту поставлено будущее! На карту поставлено всё… жизнь! Ты должна меня выслушать!
Он положил мне на локоть свою тяжелую руку. Я замерла, превратившись в ледяной столб.
– Прости, – проговорил он и убрал руку. – Не хотел тебя пугать, но… это очень важно! Но сперва я должен узнать… ты рыба?
– Да, – прошептала я в ответ неожиданно сиплым голосом, едва слышным в темноте.
Потому что я действительно Рыба – родилась четырнадцатого марта, под знаком Рыб. У меня есть маленький серебряный кулончик на цепочке в виде двух рыбок. Его мне подарил папа.
– Тогда всё сходится, – проговорил незнакомец. Он быстро поднял глаза и посмотрел на небо. – Сегодня ясная ночь.
Теперь я окончательно убедилась, что у него не все дома. Пора уходить, живо!
Я успела сделать лишь пару шагов – незнакомец воскликнул:
– Подожди! У меня для тебя важное задание!
Он снова положил руку мне на локоть. В другой он что-то держал. Письмо. В его толстой варежке оно казалось совсем маленьким.
– Ты должна взять это письмо, – проговорил он, – и передать его человеку, который появится вот здесь. – Он указал на дом Росенов. – Это будет необычный ребенок. Дитя с лозой. Вы встретитесь через сто дней, и это письмо нужно передать ему. Не отдавай его никому другому. И никому о нем не рассказывай. Письмо ребенку-лозоходцу, который появится через сто дней. Поняла?
Лицо незнакомца я разглядеть не могла из-за тени от меховой шапки. Но его голос звучал серьезно, а рука еще крепче сжала мой локоть. Он протянул мне письмо.
– Держи, – сказал он. – Пожалуйста, возьми его!
Я взяла письмо. Оно показалось мне тяжелым, и гладким, и теплым.
– На карту поставлено будущее! Это очень важно! Ты должна отдать его ребенку. Ровно через сто дней! Ты справишься, я знаю…
– Ма-а-али-ин! – разнесся мамин голос над глухим переулком. Я увидела, что она стоит на крыльце нашего дома. Мужчина кивнул мне и попятился в тень между кустами. В следующую секунду он исчез. В этот момент как раз послышался грохот – должно быть, проезжал товарный поезд, у нас же за домами железная дорога.
– Малин! Иди скорее! – позвала меня мама. Она уже прошла полдороги, поскальзываясь в тапочках.
Молниеносно я засунула письмо в первое попавшееся место – в почтовый ящик Росенов.
– Кто это был? Чего он хотел? Он тебя напугал? – принялась расспрашивать мама.
– Он… он искал улицу Рюдсбергсвеген, – пробормотала я.
– Вот как? – удивилась мама. – И что ты сказала?
– Я ему об… объяснила, как пройти на Рю… Рюдсбергсвеген, ясное дело. – Зубы у меня так сильно стучали, словно холод внезапно проник глубоко внутрь.
Мама крепко обняла меня, и мы двинулись по замерзшей улочке обратно к дому. Три раза она хваталась за меня, поскальзываясь в своих тапочках, и каждый раз я всё больше ощущала тепло ее руки. В темноте светилась наша входная дверь, оставленная нараспашку – навстречу зимней стуже.
Когда мы закрыли за собой дверь, мама спросила, почему я одолжила у Инги так ничтожно мало сахара.
Все те сорок минут, пока сахарное печенье стояло в духовке, я не могла думать ни о чём, кроме странного незнакомца, письма и предупреждения о будущем. Мне казалось, будто рука незнакомца до сих пор сжимает мой локоть.
Мама тоже выглядела задумчивой, хотя о письме она, само собой, ничего не знала. Она снова спросила, что это за человек и как ему могло прийти в голову, что Рюдсбергсвеген находится у въезда на участок Росенов. Она не упустила случая напомнить мне все те причины, по которым не следует разговаривать с незнакомцами. Я согласилась с ней по каждому пункту – у меня всё еще руки дрожали. Но когда печенье было готово и, сидя за кухонным столом, мы пробовали его, обжигая пальцы, мы обе успокоились.
– Сегодня такая ясная ночь, – проговорила мама, глядя в окно кухни. Я вздрогнула, потому что незнакомец на улице сказал то же самое. Но мама продолжила: – Так и встреча планет лучше видна.