Начну сначала, но пропущу кое-что, чего вам не стоит (…) В общем, родился я в Лондоне, в самый последний день 1968 года. Всегда казалось, что нельзя считать, будто я родился в 68-м, ведь этот год уже почти закончился, но в 69-м тоже нельзя – ведь он еще не наступил. Даже сейчас приходится всем это объяснять. Забавно. Или вот еще. Когда меня в школе спрашивали, где я живу, я отвечал в Гиртон-хаус, и все думали, что я живу где-то высоко в небе. А я говорил, нет, мы живем на первом этаже. На первом этаже многоэтажки. Понимаешь, не все ответы (…) правда бывает обманчива.
Уверен, хотя бы раз мы все – родители, брат и я – находились в квартире одновременно, но я этого не припомню. Суши, для такого мальца дом – что-то надежное, абсолютно чистое, а лишь оперишься – одно смутное воспоминание и остается. Мама ушла очень рано, о ней почти не говорили. Суши, даже теперь непривычно произносить это слово.
Вот сказал и прямо что-то ощутил. Будто меня подняли за подмышки. Кто бы это ни был – держал меня крепко, словно никогда не отпустит. Тепло. Нежно {вдох::::} (…) Было такое раньше. Как вспышка, такое бывает, вдруг доносится запах старомодных духов. Тальк вперемешку с чем-то. Это она? Память о ней в моем сердце? Или я просто ощущаю (…) пустоту (…)
У нас никогда не было фотоаппарата, потому не было и ее фотографий. А поскольку они так и не поженились, то не было и фоток со свадьбы. Разок я набрался храбрости и спросил у папы, где мама. Он сказал, сбежала с хахалем, как только я родился. И теперь у нее большой дом и она счастлива, что избавилась от вас двоих. Он имел в виду меня и Колина. После этих слов он со всего размаху хватил по раковине бутылкой, выскочил из дома и исчез на два дня. Больше я ему про маму не говорил.
Не помню, в какой именно день папа ушел от нас навсегда. Он вообще часто пропадал и через некоторое время возвращался. Но то было после Серебряного юбилея и до забастовки мусорщиков. Сбежал с какой-то цыпой из бара, пожал плечами Колин. Но как его винить, Стив, если ты ведешь себя порой как маленький зас[НЕЦЕНЗУРНО]нец, а у нее уютное маленькое гнездышко на севере.
С тех пор Колин приглядывал за мной. Отдаю ему должное. Он носил вещи в прачечную, мог сварганить похлебку из фасоли, но редко со мной разговаривал. На одиннадцать лет меня старше. Думая о нем, вспоминаю семидесятые. И наоборот.
Брюки клеш. Длинные волосы. Бумтаун рэтс во всех хит-парадах. Он постоянно сидит в своем кресле у электрического камина и смотрит телик. В нейлоновой рубашке поверх майки-безрукавки. Если б он мог позволить себе прикупить шмоток, то мигом бы поднялся. Коричневый, оранжевый, желтый, зеленый – такие сумасшедшие цвета были в моде. А он и в восьмидесятые носил то же самое. В конце концов он нашел себе работу на металлургическом заводе и приходил домой в следах припоя на одежде.
Звучит ужасно. Будто меня вообще никто не воспитывал. Но другой жизни я не знал. Мне тогда казалось, что все идет как надо. А потом наступило лето восемьдесят третьего, когда (…) мистраль (…)
Дата: 14.04.19 12:29
Качество записи: хорошее
Сейчас все тебе выложу как на духу. Лето 83-го выдалось в Лондоне жарким. Помню много света. Неяркая одежда. Девчонки носили грязно-розовое, голубое и белое. Мне было четырнадцать, и я уже замечал, в чем ходят девчонки. Был июнь или июль.
Тогда я все еще ходил в школу. И все еще боялся опоздать на перекличку. А в то утро я опаздывал. Но бежать не мог. Слишком душно. Я спешил, потому что парень, с которым мы обычно ходили вместе, уже ушел. В голове мелькнуло, хорошо бы на автобусе доехать, и ровно в этот момент, не поверишь, у обочины прямо рядом со мной тормозит большой зеленый автобус. Вот свезло, подумал я, и запрыгнул внутрь.
Ты же в курсе, у двухэтажных лондонских автобусов в то время была открытая площадка сзади, чтобы пассажиры могли садиться и сходить когда вздумается. И ты, конечно, в курсе, что в Лондоне автобусы не зеленые, а красные. А там, где жили мы, автобусы почти наверняка были только красными. Чтоб найти зеленый автобус, пришлось бы прочесать все пригороды. Я много размышлял об этом в последнее время. О зеленом автобусе.
В общем, вскочил я в автобус и стразу дунул наверх по лестнице. Странно. Не помню, чтобы в автобусе был еще кто-то. Ни пассажиров, ни кондуктора. Провалы в памяти? В общем, наверху, вот чудо, тоже пусто. Сначала хотел усесться впереди, но вдруг внутри что-то екнуло и я выбрал последний ряд. Уютное креслице в самой глубине. И что меня дернуло? Может, уже тогда заприметил?