Он лежал на асфальте, как перевернутый на спину жук, с ужасом глядя на ботаника… впрочем, теперь Динозавру было ясно, что никакой он не ботаник, а самый настоящий зверь, рядом с которым Стасик и Жаба показались бы несмышлеными малолетками. Глаза у него были холодные и беспощадные, и в этих глазах Динозавр прочитал свой смертный приговор.
И действительно, мужчина с бородкой наклонился над беспомощным Динозавром. В руке у него появилось шило, и этим шилом он быстро и почти незаметно уколол Динозавра в точку за ухом.
Динозавр успел подумать, что это совсем не больно, а в следующее мгновение его не стало.
А мужчина с бородкой подождал пару секунд, затем приложил два пальца к шее наркомана, убедился, что пульс не прощупывается. Затем он очень легко подхватил труп, поднял его, как будто тот ничего не весил, и аккуратно положил его в большую коробку из-под картофельных чипсов, придав ему позу эмбриона.
Мертвый наркоман так аккуратно поместился в эту коробку, как будто она была специально для него предназначена.
Мужчина с бородкой положил сверху еще несколько коробок. Теперь со стороны ничего не было видно, и Динозавра не найдут, пока какой-нибудь гастарбайтер не придет убирать закуток за киосками.
Наведя порядок, мужчина с бородкой повернулся к сумке на колесиках, чтобы проверить ее содержимое.
Он открыл клапан, увидел кое-как заклеенную скотчем коробку и без труда оторвал ее крышку.
Из коробки потянуло отвратительным запахом.
Мужчина с бородкой нахмурился, рванул полиэтилен…
И произнес такие слова, которые совершенно не вязались с его интеллигентной внешностью.
Несколько минут он сыпал проклятьями, затем наконец успокоился и подвел итог сегодняшним усилиям.
Идиот-наркоман ошибся, украл не ту сумку.
На то он и идиот, и за это он поплатился жизнью. Но ему самому тоже урок: никому нельзя передоверять важные дела, если хочешь, чтобы дело было сделано, – делай его сам.
Так он и поступит в дальнейшем…
Мужчина с бородкой пнул злополучную сумку, вышел из-за киосков и направился к станции метро.
Брат Никодим сотворил молитву и начал перерисовывать изображения из удивительной книги. Рисунки он в точности копировал, так же поступал и с подписями – переносил их на чистый лист пергамента линию за линией, штрих за штрихом, крючок за крючком, ничуть не отступая от образца.
Он так увлекся этой трудной работой, что не заметил, как пролетел остаток дня и солнце начало медленно клониться к горизонту. Только когда ему стало недоставать света, он прекратил работу и отложил манускрипт.
В это время и остальные братья переписчики закончили свои дневные труды.
В скриптории, где до сих пор царила мертвая тишина, нарушаемая только скрипом перьев да едва слышным шелестом переворачиваемых страниц, начались негромкие разговоры. Монахи складывали свои инструменты в особые шкатулки, закрывали книги, положив кожаную закладку на то место, откуда намеревались продолжить работу на следующий день.
Брат Никодим также закрыл свою удивительную книгу.
В это время к его столу подошел помощник библиотекаря со своей корзиной. Произнеся обычное монашеское приветствие, он сказал, что брат библиотекарь велел на ночь отнести находящуюся в работе книгу в книгохранилище.
– Прежде так никогда не делали, – удивился брат Никодим. – Вы потратите немало времени, чтобы отнести книгу на место и завтра снова принести ее. Не проще ли оставить ее в скриптории? Здесь с ней ничего не случится.
– Таков приказ брата библиотекаря, – ответствовал брат Виллем. – Не мне его обсуждать.
Тут брат Никодим решил воспользоваться подходящим случаем и спросил помощника библиотекаря, что за книгу ему назначили переписывать на этот раз.
Брат Виллем понизил голос, будто не хотел, чтобы его услышали прочие переписчики, и ответил:
– Сию книгу брат библиотекарь хранит отдельно от всех остальных и оберегает ее с особливым тщанием. Что же в ней такого особенного, я не знаю. Можно бы спросить брата библиотекаря, да ты и сам знаешь, каков у него характер.
Тяжкий характер брата библиотекаря и впрямь был ведом смиренному брату Никодиму, как и остальным братьям в обители, так что вряд ли он решился бы задавать тому какие-то вопросы, не относящиеся впрямую к его обязанностям.
Тогда брат Никодим задал помощнику библиотекаря другой вопрос, куда более простой:
– А на каком языке эта книга написана? Ты знаешь, брат Виллем, что это – не пустой вопрос: знай я, что это за язык, мне было бы куда легче копировать подписи под рисунками.
Брат Виллем хотел было ответить, но в это время к столу Никодима подошел смиренный брат Даниил, старейший из братьев переписчиков. Говорили, что он пережил в монастыре пятерых настоятелей. Несмотря на преклонный возраст, брат Даниил сохранил твердую руку и прекрасное зрение, почему и оставался до сих пор в скриптории, хотя ему не доверяли переписывать самые ценные манускрипты.