Чего она так боится? Если быть честной, она знала ответ на этот вопрос: Дэниела Фрателли. Он пробудил в ней желание, в то время как другие оставляли ее холодной и незаинтересованной. И все же он был последним человеком в мире, с которым она должна связываться. Когда он находился рядом, в ее голове бил тревожный набат. И для этого было полно серьезных причин.
Прежде всего, он был ее учителем, а в «Урбане», как и в большинстве других школ, существовали очень строгие правила относительно взаимоотношений студентов и преподавателей. Кэролайн читала эти правила, когда получила их в одном пакете с регистрационными бланками. Она припомнила, что между студентом и любым профессором, который читает курс у этого студента, полностью запрещены ухаживания.
И потом, что ни говори, Дэниел на семь лет моложе ее. Допустим, это не такая уж большая разница, но в совокупности с тем фактом, что она студентка, а он учитель, это действовало на Кэролайн угнетающе. Он знал, сколько ей лет, – она сама сказала ему, когда просила продлить срок сдачи работы. За прошедший год она стала хуже выглядеть, похудела, и на лице добавилось морщин. Когда-то люди говорили, что она выглядит моложе своих лет, но это было до ухода Гарри.
Кэролайн прошла на кухню и налила себе стакан молока. На часах было десять минут десятого, а она еще не ужинала. Неважно, что проблемы кажутся серьезными; она должна поесть. Тогда ей сразу станет ясно, что она раздула из мухи слона. Иначе говоря, сложные отношения из простого поцелуя.
Омлет сделать легко, и она сразу почувствует себя гораздо лучше. Однако вынуть сковородку и разбить яйца почему-то оказалось сложным делом. Кэролайн взяла свой стакан молока и села за кухонный стол, глядя в окно на залитый луной двор. Все было черно-серебряным, как на гравюре, и казалось таинственным и потусторонним.
«Признай это, Кэролайн, – сказала она себе. – Его возраст не имеет значения. Ты боишься его, потому что он заставляет тебя честно показывать ему свои чувства, и это пугает тебя до смерти. Ты не хочешь быть уязвимой, открытой. Но больше всего ты боишься, связавшись с Дэниелом Фрателли, потерять свою независимость.
Нет. Слишком долго она боролась за то, чтобы достичь своего нынешнего состояния, сделаться новой Кэролайн. Она построила жизнь, более подходящую для нее, чем та, которая была разбита с уходом Гарри. Нельзя позволить чему бы то ни было нарушить эту жизнь. Секс, любовь, роман – как ни назови – слишком опасны и поглощают чересчур много времени, чтобы занять место в ее жизни.
Строго приказав себе не думать о Дэниеле Фрателли, Кэролайн пошла наверх и свернулась калачиком на своей огромной королевской постели. Она читала про односторонние договоры, что обычно действовало лучше всякого снотворного, пока наконец не заснула.
По субботам Кэролайн всегда была очень занята. Это был единственный день, когда она имела возможность сделать какие-то дела и покупки. Их список был обычно с милю длиной и смертельно скучный. Если Гарри не звонил и не вгонял ее в безумие мытья полов, Кэролайн оставляла основную уборку на воскресенье.
В ту субботу, накануне которой Дэниел отвез ее домой, Кэролайн вся была полна беспокойной энергии, которую она пыталась употребить с пользой на работу над своими конспектами, готовясь к предстоящей вечером встрече группы. Она как раз приступала к борьбе с гражданской процедурой, когда зазвонил звонок. Издав раздраженное восклицание, Кэролайн пригладила рукой волосы и пошла открывать дверь. Было необычное время для герл-скаутов, продающих печенье, и слишком рано для группы. Слегка обеспокоенная, Кэролайн распахнула дверь.
– Мама Фолкнер! – воскликнула она, увидев в дверях худощавую, тщательно ухоженную женщину, мать Гарри.
Это был последний человек, которого Кэролайн ожидала увидеть, и один из первых в списке людей, которых она не хотела бы видеть до второго пришествия, а то и дольше.
– Ну, – бодро сказала Мейда Фолкнер, – ты не собираешься пригласить меня войти, Кэролайн?
– Конечно, простите меня. Входите, пожалуйста.
В присутствии матери Гарри Кэролайн всегда ощущала беспокойство, непонятный страх сделать что-то не так, сказать какую-нибудь глупость. И вовсе не потому, что свекровь проявляла по отношению к Кэролайн что-нибудь, кроме доброты и великодушия, хотя Кэролайн абсолютно точно знала, что Мейда не хотела брака ее сына с Кэролайн Вильямс.
– Вы не присядете? – Глядя на безупречный, в пастельных тонах, твидовый костюм Мейды Фолкнер, Кэролайн слишком сознавала, что сама она одета в голубые джинсы и спортивный свитер из Урбаны. – Я как раз собиралась сделать небольшой перерыв в занятиях и выпить чаю. Хотите чаю?
– Спасибо, Кэролайн, это было бы очень мило.
К удивлению Кэролайн, Мейда проследовала за ней на кухню. По счастливой случайности Кэролайн утром сделала там легкую уборку. Она поставила чайник на огонь и достала керамический заварной чайник и кружки. Не особенно шикарные, но у Кэролайн не было времени чистить серебряные чайные сервизы. Ее сервиз был тщательно завернут в ткань и хранился на чердаке.
– Вы, кажется, пьете без сахара и без сливок, правда? – спросила Кэролайн, чтобы хоть что-то сказать.
Одной из причин ее смущения было то, что она не очень понимала, как называть бывшую свекровь. Конечно, «мама Фолкнер» больше не годится. Миссис Фолкнер? Это звучит так, будто они только что познакомились. Мейда? Кэролайн посмотрела на безупречно ухоженную, неуязвимую женщину, которая когда-то так усложняла ей жизнь. Зовет ли ее хоть кто-нибудь Мейдой? Кэролайн печально подумала о настойчивых просьбах Дэниела Фрателли не называть его «профессор». Ее жизнь так запуталась, что она, похоже, уже не знает, кого как называть.
– Нет, дорогая моя, и не беспокойся насчет нарезания лимонов, – оживленно сказала Мейда Фолкнер. – Чашка хорошего, горячего чая – это все, что нужно.
К счастью, Кэролайн стояла спиной к своей гостье, так что ей удалось скрыть свое удивление. Та самая Мейда Фолкнер без возражений пьет чай из простой кружки? И не требует «споуд» или «веджвуд»? Ну и дела. Кэролайн приготовила чай и села к кухонному столу.
– Тесса говорит, что вы пишете ей в школу.
Чтобы избежать затруднений, как называть свою гостью, Кэролайн решила просто опускать имя.
– Да, я посылаю ей время от времени короткие записки.
Короткие записки с приложением одного или двух чеков на пятьдесят долларов. Кэролайн когда-то хотела попросить свою бывшую свекровь перестать портить внучку тем же способом, каким она испортила своего сына, то есть давать Тессе деньги с непредсказуемыми промежутками. Регулярная поддержка, возможно, не была бы так плоха, но эти внезапные подарки, безрассудно посылаемые тогда, когда этого хотелось Мейде, всю жизнь только злили Гарри и делали его зависимым. И теперь Кэролайн видела, что то же самое происходит с Тессой.
– Я уверена, что она это ценит, – сказала Кэролайн, – но Тесса должна привыкать работать, чтобы иметь то, что она хочет, или обходиться без этого. Я знаю, вы хотите только хорошего, но…
Мейда Фолкнер подняла руку:
– Не суетись, Кэролайн. Пусть средний класс беспокоится о том, откуда берутся деньги. Я не посылаю Тессе много. Мне ведь еще приходится обеспечивать Гарри.
«Неужели, – подумала Кэролайн, – Мейда не понимает, что здоровый пятидесятилетний мужчина с высшим образованием должен заботиться о себе сам, а не полагаться целиком на мать? Нет, она не позволит Тессе или Бену зависеть от их бабушки».
– Может быть, вам стоило бы разрешить Гарри самому себя обеспечивать? – спокойно сказала Кэролайн, приготовившись выслушать в ответ пространные рассуждения Мейды о том, какое у Кэролайн ужасное провинциальное отношение к деньгам.
К ее удивлению, Мейда сказала доверительно:
– Я бы и рада. Но эта Торкельсон пускает деньги на ветер, поэтому мне приходится поддерживать Гарри. Я не могу допустить, чтобы он голодал. – Она внимательно посмотрела в кружку, как будто надеясь прочесть там какую-то тайну. – Поэтому, Кэролайн, я к тебе и пришла.