В имитационной реальности имитаторы могут менять те законы, которые управляют их мирами.
Джон Д. Барроу (р. 1952), астрофизик, лауреат Темплтонской премии 2006 года
Каждый человек рождается с безграничной силой, на фоне которой ни одна земная сила не имеет ни малейшего значения.
Верим ли мы в самом деле в то, что являемся частью имитации космоса, или просто используем эту идею как метафору наших взаимоотношений с повседневным миром, для нас это менее важно, чем те возможности, которые предлагают подобные концепции. Метафора или факт, они дают нам в руки некий язык, на котором мы можем вести диалог со Вселенной, и указывают место, откуда мы можем его начать. И в том и в другом случае жизнь со всеми ее перипетиями основывается на некой программе — коде реальности, — которая переводит возможности в реальность. Этим кодом является убеждение. Если мы узнаем, как формировать правильное убеждение, тогда наши представления о том, что для нас возможно, а что — нет, изменятся навсегда. Другими словами, в мире, основанном на убеждении, возможно все.
Помнится, год назад мне довелось увидеть фрагмент из популярной вечерней научно-фантастической программы, которую каждую неделю транслировали в 1960-х годах по черно-белому телевидению. Возможно, вы тоже помните этот фрагмент. Передача открывалась видом, открывавшимся наблюдателю, сидевшему в боевом самолете, пролетавшем над одним из мест в Европе во время Второй мировой войны. Под фюзеляжем самолета была сделана стеклянная кабинка, служившая своего рода смотровой площадкой для находившегося в ней летчика-наблюдателя. Она выглядела как стеклянный пузырь, подвешенный к днищу самолета, что позволяло наблюдателю видеть все, что происходило вокруг. Находясь в этой выгодной точке, он оповещал пилота и штурмана о приближении вражеского самолета, которого те не видели.
Общий сюжет развития событий вполне предсказуем. Поэтому не удивляешься тому, что в самолет попадает снаряд, выпущенный зенитками противовоздушной батареи, и наносит ему тяжелые повреждения. То, что происходит дальше, уже не так предсказуемо.
Несмотря на то что самолет поврежден, он все еще не утратил способности летать. Пилот решает совершить аварийное приземление в ближайшем аэропорту на территории союзной державы. Когда он с командой начинает проверять работу оборудования, то обнаруживает, что самолет в результате попадания снаряда потерял свой посадочный механизм (шасси). Неожиданно пилот оказывается в подвешенной (одновременно хорошей и плохой) ситуации. Хорошая сторона ситуации в том, что он может посадить самолет «на брюхо» прямо на посадочную полосу. А плохая в том, что смотровая кабинка под фюзеляжем будет раздавлена весом самолета и его боевой товарищ, находящийся там, погибнет.
Драматизм этого фрагмента сосредоточен на эмоциональных переживаниях пилота, исчерпавшего все прочие альтернативные варианты и пришедшего к жестокому, но вынужденному решению. Чтобы спасти себя и экипаж, ему остается только сесть, иначе погибнут все. Об этом не говорится, но члены экипажа тоже понимают, что при попытке посадить самолет их товарищ — наблюдатель в стеклянной кабинке погибнет. Да и сам он знает об этом. Именно здесь история принимает неожиданный оборот.
Следующий фрагмент показывает, как пилот кричит от безысходности, когда начинает последний заход на посадку, ибо знает, что должно вот-вот случиться. В этот момент наблюдатель в стеклянной кабинке под фюзеляжем самолета неожиданно впадает в транс. И тут вдруг обнаруживается, что этот наблюдатель — художник, вооруженный карандашом и блокнотом. Мы видим, как он быстро, мастерски и свободно рисует силуэт самолета, в котором якобы находится, завершая рисунок смотровой кабинкой с ним самим внутри. Не имея ключа к тому, что происходит, мы бы так и остались в недоумении относительно того, почему это вдруг он рисует картинку, когда самолет вот-вот ударится фюзеляжем о землю.
Нарисовав самолет во всех деталях, художник позволяет себе свободу добавить последний, завершающий штрих к своему творению: он пририсовывает к самолету шасси, совершенно целые, невредимые и раскрывшиеся. Однако это не какое-то там банальное старое шасси, а круглые-прекруглые, как пышки, огромного размера шины, словно заимствованные из мультфильма о Микки Маусе. Да и оснащены они спицами из сахарных палочек, а их поверхность так и брызжет лучами света.