— Все, леди. Благодарю за оказанное доверие.
Больше мы не обменялись ни единым словом. Хоть Лайзо и выглядел сейчас несколько лучше, но явно был нездоров. Меня же подспудно гнело неприятное чувство, что я поступила нехорошо, заставив его ждать три с половиной часа на солнцепеке.
К тому же весь день Лайзо вел себя просто безупречно…
Нет, не стоит забывать о том, что он мошенник со стажем и авантюрист по духу. Одна эта его выходка с быстрой ездой на автомобиле чего стоила! Да и один день в спокойствии еще ни о чем не говорит, да и до вечера пока далеко. Вот через неделю или две можно будет делать выводы, подарок мне достался от Эллиса или все-таки обуза.
Поживем — увидим.
День в кофейне прошел спокойно и не был омрачен никакими неприятностями. Разве что уже под вечер выяснилось, что я где-то потеряла платок — шелковый, с моим личным вензелем. Миссис Хат, узнав об этом, непритворно огорчилась.
— Терять платок, леди Виржиния — это к слезам, — расстроенно покачала она головой. — Ох, не к добру… Пожалуй, схожу в церковь, поднесу за вас цветов святой Генриетте.
— Глупости, — нахмурился Георг, не отвлекаясь от растирания специй в ступке. В кухне сегодня пахло особенно свежо — гости предпочитали заказывать или холодный кофе с лимонной цедрой, или с кардамоном, или вовсе мятные настои. — Любому понятно, откуда появилась эта примета. Для бедняков все потери — к слезам, потому что купить новое бывает не на что. А вы, леди Виржиния, можете потерять хоть дюжину платков разом, но убытка не почувствуете. Вот если вы оборонили этот платок где-нибудь в неподобающем месте, то будут вам слезы, а нет — так и не беспокойтесь попусту.
— Я была сегодня только у леди Вайтберри, а больше нигде из автомобиля не выходила, — пожала я плечами. — Так что повода для волнения действительно нет. Просто я не помню, вынимала ли его вообще… Впрочем, не важно. Георг, чуть не позабыла сказать — сегодня мы ждем Эллиса после закрытия. Еще должен подойти мистер Калле, но я не знаю, через парадный вход или через черный. В любом случае, впускайте и провожайте в зал.
— Опять помогаете этому бездельнику, мистеру Норманну? — в голосе Георга зазвенело осуждение. — Если иметь дело с такими людьми, обязательно попадете в историю, леди Виржиния. И это не примета, это закон.
Осаживать Георга не хотелось, еще меньше у меня было желания отстаивать в споре доброе имя Эллиса. Хотелось просто покоя — что-то подсказывало мне, что ближайшие дни или даже недели будут очень насыщенными.
Эрвин Калле, как и ожидалось, пришел заранее и устроился за дальним столиком. Кофейня к тому времени уже почти опустела. Посетителей, в общем-то, и так было немного — жара все не спадала, многие чувствовали себя неважно и предпочитали оставаться дома, потому закрыть «Гнездо» я могла бы уже в одиннадцать, если бы возникло такое желание. Мадлен отнесла художнику за счет заведения чашечку легкого «дамского» кофе со сливками и корицей. Эрвин поблагодарил, жестикулируя немного нервно — чашка едва не полетела на пол — и, смущенный, сгорбился над столом.
Прощаясь с последними посетителями, я наблюдала за художником краем глаза. Эрвин выглядел куда лучше, чем в нашу прошлую встречу. Во-первых, он опять перекрасил волосы — теперь они были почти естественного цвета, темно-медного. Во-вторых, исчезли мешки под глазами и жутковатая бледность. Одежда стала опрятнее. Уголки губ были все так же опущены вниз, никуда не делись рваные жесты и напряжение — Эрвин как и прежде скорбел по другу, но теперь горе побуждало его не прятаться, а действовать.
И мне нравились эти перемены.
Эллис вошел в кофейню одновременно с тем, как ее покинул последний посетитель — как будто нарочно подгадал. С собой детектив принес пухлую папку с документами: газетными вырезками, какими-то желтоватыми листами, которые пестрели медицинскими терминами, записками на клочках и многим-многим другим.
— Ну-с, начнем, — плюхнул Эллис эту кипу на стол. — О, кофе! Леди Виржиния, а я могу надеяться на порцию? И мне бы перекусить что-нибудь посущественней.
— Рыбный пирог подойдет? — спросила я, пряча улыбку.
Такой Эллис — голодный, взъерошенный, полный энергии, с блестящими от азарта глазами — неизменно вызывал у меня восхищение. В эти минуты я могла простить ему все, от откровенного хамства до попыток манипулирования.
— Вполне, — зажмурился от предвкушения Эллис. — Я голоден, как… как… Словом, очень голоден. И сыру еще захватите, я видел его на кухне! — крикнул он мне уже вдогонку.
Посмеиваясь, я отправилась к Георгу за угощением. Надо бы принести еще свежих фруктов и шоколада — говорят, сладкое способствует ясному мышлению.
Рыбный пирог, к сожалению, Мадлен успела убрать в холодильную камеру в подвале. Пришлось спускаться за ним и разогревать в печи, благо та еще не остыла. Но это заняло порядочно времени, и когда мы с Мэдди вернулись в зал, обсуждение уже шло полным ходом.
— …следов избиения или иных признаков, свидетельствующих о насильственном характере смерти, доктор Брэдфорд не обнаружил. Однако… О, Виржиния, то есть я хотел сказать — леди Виржиния, вы моя спасительница! — Эллис сунул озадаченному художнику мятые бумаги и протянул руки к блюду с пирогом, улыбаясь до ушей. — Ох, черт, горячо!
— А вы не торопитесь, мистер Норманн, — серьезно посоветовала я. Мэдди беззвучно рассмеялась и принялась расставлять на освободившемся пространстве стола чашки, кофейник, фрукты и сладости. — И возьмите лучше вилку и нож.
— Да кому они нужны, эти вилки, — невнятно откликнулся Эллис, уже успевший впиться зубами в солидный кусок пирога. — Восхитительно, просто восхитительно! Кому мне следует адресовать комплименты?
— Пекарне на Рэббит-стрит, девятнадцать, разумеется. Именно оттуда нам каждое утро привозят тридцать пять замечательных пирогов, — невозмутимо ответила я и обратилась к Эрвину: — А вы не хотите отведать ничего посущественнее сладостей?
Художник отложил в сторону записи, в которые всматривался до этого, стремительно бледнея, и слабым голосом ответил:
— Нет, благодарю. Детали медицинского отчета были слишком… детальными.
— Тогда, может, воды?
— Браво, леди Виржиния! — рассмеялся Эллис. Он уже расправился с одним куском и потянулся за вторым. — Вы тоже прочитайте отчет моего дорогого друга, доктора Брэдфорда, там немало любопытного.
— С удовольствием, мистер Норманн. Это?
— Да, это. Тут четыре страницы. Обратите внимание на те места, которые я обвел зелеными чернилами.
— Благодарю. Гм…
— Не надо! — встрепенулся художник и попытался забрать у меня листы, но я уже углубилась в чтение. — Это не для глаз леди!
— Позвольте, но тут всего лишь буквы, — резонно возразила я, силясь разобрать витиеватый докторский почерк. — Мэдди, спасибо, дорогая, можешь идти пока.
Отчет оказался не таким уж страшным. Ума не приложу, отчего тут могло замутить Эрвина — все пристойно и по-медицински сухо. Попробовал бы он разобраться в счетах или деловых письмах, особенно часу этак в четвертом ночи… Вот где страсти господни! От цифр в таком количестве, пожалуй, вполне может и затошнить.
Впрочем, многое из отчета я так и не поняла, так как в медицине не разбиралась совершенно, и поэтому решила уточнить у Эллиса:
— Скажите, а почему здесь что-то написано о переломе шеи? Ведь Патрик Морель вроде бы повесился?
— О, ну так бывает, если человеку везет, — воодушевленно взмахнул Эллис куском пирога. — А еще — при большом весе жертвы. Или, например, если опора была слишком резко выбита из-под ног, особенно при жесткой или полужесткой петле, как в случае Мореля. Ярких признаков асфиксии, к слову, нет… Но не в том суть. Посмотрите третий абзац на втором листе — да, да, где находится анализ содержимого желудка. Прямо перед описанием внутренних повреждений… И третий лист, самый конец — результат исследования крови.
Я пробежала глазами те места, которые указал Эллис.