О Валхе мы говорили давно, но Клэр, очевидно, ничего не забыл – и тут же сделался серьёзным:
– Разумеется. Но, дорогая племянница… – голос его стал как елей. – Может, вы хотя бы позволите мне для начала одеться? Если, разумеется, вам не нужно, чтобы я стерёг вас именно в халате. Зрелище пугающее, не спорю.
– Ах, дядя, – с шутливой грустью вздохнула я. – Боюсь, что тот, кто вас знает по-настоящему, уже не сможет испугаться, – и ускользнула прежде, чем Клэр ответил.
Ведь – если совсем честно – я всё-таки опасалась его немного.
Сложно сказать почему, но выбрали мы библиотеку. Может, потому что уроков сегодня больше не было, и потому сюда вряд ли заглянули бы дети; может, потому что желтоглазая кошка Эмбер сидела на пороге; может, потому что не получалось представить, что случится нечто действительно дурное рядом с аккуратными рядами корешков, на которых значилось имя сэра Монро, чей новый детективный роман обещали выпустить к весне…
Я села в кресло, и Клэр тоже – напротив меня; подумав, он привстал и взял книжку с полки, а затем опустился обратно.
– Вы же не думали, что я буду просто сидеть и любоваться вашим сонным лицом, племянница? – противным голосом спросил он, наугад открывая роман – разумеется, вверх ногами.
– Нет, что вы. Даже и не надеялась.
– Вот и не надейтесь, – ещё более гадко ответил он и сделал вид, что смотрит в книгу. А потом добавил тихо: – И всё же постарайтесь вернуться поскорее.
«Обещаю», – хотела я сказать, но не успела, потому что провалилась в сон.
…мой дом был наполнен золотым светом, но ныне потускнел. Я вижу патину, пожирающую его; вижу изъяны и тонкие места. Лайзо когда-то защитил это место, однако пройдёт совсем немного времени, и оно станет небезопасным.
Ничто ведь не вечно.
Однако я не боюсь.
Стараясь не оглядываться и не медлить, я взмываю над крышей – и встаю на стыке двух скатов, на ребре; сбоку бешено вращается флюгер, словно ветер дует разом со всех сторон, и волнуется море тумана, поглотившего город, и туман над головой, и земля в тумане тоже.
Где-то там – мой враг.
– Эй, Валх, – зову я негромко. – Ты ведь не думал, что испугаешь меня? Что ж, теперь жди. Скоро я приду за тобой.
Звук ещё не успевает угаснуть, а меня уже обжигает чужое внимание, липкое, вязкое, как кипящая смола.
Валх услышал, не сомневаюсь.
И теперь, куда бы я ни направилась, его взгляд следует за мной.
Туман вокруг кажется сплошным, и всё же это не так. Он словно бы соткан из множества облаков, разных оттенков серого и разной плотности. Я соскальзываю вниз, нарочито неспешно, ещё и оглядываюсь – эй, Валх, если осмелишься, то следуй за мной… Узкая, видимая мне одной тропинка расчерчена тонкими-тонкими нитями паутины – если заденешь хоть одну, то ловушка захлопнется. Но я теперь не человек, а тень, сон, и проскользнуть мимо для меня ничего не стоит.
Моя цель теперь – далеко отсюда, в зелёных холмах; там поёт флейта, и зов её нежен, а на склоне прячутся в шелковистой траве лиловые цветы с жёлтой серединкой, трёхцветные фиалки. Я иду – лечу – и представляю себе золотистые локоны, и струящееся по ветру платье, и лёгкие, танцующие движения, и взгляд зеленовато-голубых глаз – как лесное озеро по весне.
…вижу её совершенно ясно.
Финолу Дилейни… нет, Фэй О’Ши, дочь народа холмов, потерянную и вернувшуюся.
– Ты здесь, – улыбается она, и улыбка её пленительна, как никогда. – Та, что сдержала обещание. Та, что разорвала цепи рабства и вернула меня – мне.
– Это я, – отвечаю спокойно, останавливаясь в шаге от неё, и всё же не ступая на холм; тот, кто ступит на эту землю, с трудом сможет возвратиться назад, тот, кто выпьет здешней воды, и вовсе не вернётся. – И теперь мне нужна помощь… чтобы победить того, кто посмел когда-то стать твоим хозяином.
Она пристально смотрит на меня – а потом проводит руками по своему платью, и оно обращается в охотничий костюм.
– Да будет так. Дело чести – вернуть долг… И, кроме того, нет ничего лучше, чем загнать в угол и уничтожить заносчивого мужчину, верно? – и она улыбается, обнажая слишком острые зубы для человека.
Ей идёт быть чудовищем; отчего-то её вид доставляет мне радость.
– Сразу после заката, – говорю я и отправляюсь дальше.
Здесь тоже холмы, но другие; они не похожи на ловушку, и здесь царит не вечное колдовское лето, а обыкновенная осень.
Где-то играют рожки.
Бежит река.
А над рекой – величественный замок Дэлингридж. Массивные башни, увенчанные тяжёлыми зубцами; стены из позеленевшего гранита, похожего на рыбью чешую; глухое «забрало» кованой решетки на воротах…
Та, кого я ищу, сидит наверху стены, свесив ноги в пустоту, и выглядит она как молодая женщина в старинной одежде. Кажется, такое носили лет двести назад, а может, и все триста.
– Услуга за услугу, – говорю я, появляясь рядом с ней. Женщина не оборачивается ко мне, но кивает. – Я спасла жизнь герцогине Дагвортской; защитила твой род. Время отдать долг.
Мы обе знаем, что Абигейл я помогла, потому что люблю её – она моя драгоценная подруга… И всё же незнакомка в старомодной одежде склоняет голову:
– Услуга за услугу. Я помогу тебе.
…когда она поднимается на ноги, то облачена уже не в парчовое платье с узким корсетом, а в доспех.
Всё-таки Дагворты – рыцарский род, а не праздные вельможи, и так было всегда.
Путь ведёт дальше.
Он опасен и тёмен; есть развилки, на которых всякая дорога – ложная, и нужно вернуться назад. Однажды я чуть не попадаюсь: уже почти шагаю под осыпающуюся арку, когда вдруг одна из гаргулий оборачивается и качает головой.
У неё лицо Абени и жёлтые тоскливые глаза.
Благодарно киваю – и бегу прочь; к счастью, до цели уже недалеко.
Мэтью Рэндалл и впрямь на меня похож – за тем исключением, что лучше всего ему работается ночью, а сейчас, когда солнце клонится к закату, он едва-едва продирает наконец глаза. Увы, мир не может подстроиться под его нужды; ещё с утра пришлось пролистать целую гору документов, выискивая совпадения и пересечения в записях допросов, и сопоставить их с картой, и…
Почуяв чужое присутствие, Мэтью Рэндалл испуганно опускает уши – и поджимает хвост.
– А, – расслабляется он, узнав меня. – Это ты.
– Я, – соглашаюсь. – Нынче ночью будет охота. Пойдёшь со мной?
– А на кого охотимся?
Хвост качается в одну сторону, затем в другую; задумчиво, с азартом.
– На злого колдуна, – честно отвечаю я. – Мне нужна помощь.
– А взамен? – лукаво спрашивает он.
– А взамен, – отвечаю я ему в тон, – мы никому не расскажем про это.
И я прикладываю себе ладони к голове, изображая лисьи уши.
Он смеётся заливисто; шутка ему понравилась. Мэтью Рэндалл вообще любит шутки и игры…
Я знаю, что он придёт.
А время бежит куда быстрее, чем кажется. Вот солнце уже склонилось к горизонту, и оно уже не цвета кипящего металла, а цвета пылающих углей; вот удлинились тени. Но то в настоящем мире, а здесь… а здесь по-прежнему лишь клубящийся туман повсюду, сторожевые ниточки-паутинки, натянутые поперёк тайных троп, крысиные черепа под ногами – наступишь и очутишься в ловушке.
Я осторожна; нельзя спешить, даже если очень хочется.
Эллис и Мэдди – где-то там, в Бромли-который-наяву, в сумрачных переулках Смоки Халлоу. У них опасный путь, пожалуй, даже опаснее чем мой… Вглядываюсь в них так долго, что в какой-то момент мерещится рядом с ними призрачный силуэт девчонки, одетой как уличный мальчишка – драная рубаха, штаны на подтяжках, великоватое кепи. Девчонка кажется смутно знакомой, и, когда я присматриваюсь к ней, она вдруг оборачивается и прикладывает палец к губам.
Похоже, что у Эллиса есть своя надёжная защитница – у него и у Мэдди.
Мой же путь уводит дальше. Туда, где в отдалённой части города за высокой оградой скрывается… нет, не особняк даже, а, скорей, городское поместье. Старый, почернелый сад, где царит уже не осень, а словно бы ранняя бесснежная зима; огромный мрачный дом в глубине. Он весь пропитан ароматом бхаратских благовоний: сандал, жасмин, сухие травы, что-то смутно знакомое, смолистое. Ловушек Валха здесь нет; наверное, благовонный дым ему неприятен… А мне нравится – всегда нравился, с детства.