Когда Мадлен тронула меня за плечо, я едва не закричала.
– Пора.
– Неужели заснула? – Голова была странно тяжёлой. – Сколько времени прошло?
– Чуть меньше часа с тех пор, как всё началось, – ровным голосом подсказал адвокат. – Мистер Маноле готов отвести нас на место. Прошу прощения за неделикатный вопрос, но вы хорошо себя чувствуете, леди Виржиния? Вы так долго сидели с закрытыми глазами, что это, надо признаться, внушило мне некоторые опасения.
– Метель усыпляет, – отговорилась я, чувствуя себя весьма неловко. Интересно, был ли мой короткий сон отражением того, что действительно произошло, или же он соткался из беспокойных мыслей? – Не будем же медлить.
Лайзо ожидал внизу. Он быстро посмотрел на меня – зелень и густая тьма – и сказал, обращаясь к мистеру Панчу:
– У вас есть с собой личная печать, чтобы заверить протокол?
– Да, – кивнул адвокат. – Судя по вопросу, предприятие завершилось удачно?
– Можно и так сказать, – уклончиво ответил Лайзо. – Есть… сюрпризы.
Пока мы шли через метель, сгибаясь от ветра, я гадала, что бы это значило. Мадлен крепко держала меня за руку, точно боясь потерять – да и немудрено в такую погоду! Очки адвоката сделались белыми, а одно стекло, кажется, треснуло.
«Плохой знак», – промелькнула мысль, хотя в известной дурной примете говорилось только о расколовших чашках и бокалах.
Сперва мне показалось, что мы идём прямо в церковь. Но затем Лайзо свернул на боковую дорожку, ведущую к приземистому зданию, похожему на сарай. Дверь была выбита и валялась рядом с порогом.
– Здесь не опасно? – спокойно поинтересовался мистер Панч, оглядывая сарай поверх очков.
Лайзо покачал головой:
– Уже нет.
Внутри беспорядочно стояли коробки и ящики. Часть из них была сдвинута от стены к центру помещения, открывая спуск в подвал. И подземная часть «сарайчика» оказалась гораздо больше надземной. Спустившись, мы сперва попали в некое подобие холла, узкого и с низким потолком. И лишь за дополнительной дверью начинался, собственно, подвал – огромный, сорок на сорок шагов, по меньшей мере. Темноту разгоняли по углам четыре свечных фонаря, подвешенных к потолку, и потому я некоторое время терялась в догадках, что здесь происходит и почему так тихо.
Когда же глаза привыкли к полумраку, с губ моих сорвался судорожный вздох.
Отец Адам некрасиво раскинулся на полу; священническое одеяние задралось до колен, а грудь была разворочена.
Кто-то хрипло рассмеялся и произнёс незнакомым голосом:
– А у дамочки нервы крепкие. Может, хоть она оценит? Шесть выстрелов почти в упор. Пр-редатель, кха-кха…
Я застыла, точно громом поражённая. Но испугал меня отнюдь не вид изуродованного тела и не заговоривший вдруг незнакомец, нет; страшней всего были руки отца Адама – красивые, аккуратные. Ногти округлые, пальцы не слишком длинные, но ровные – ни выступающих суставов, ни заусенцев. Запястья массивные, крепкие, с чётко обозначенной косточкой, наполовину прикрытой краем чёрного узкого рукава.
И, готова спорить, на сгибе между большим и указательным – родинка.
То были руки из моего ночного кошмара.
– Это он, – тихо произнесла я. – Тот, кто всеми манипулировал.
Мадлен обняла меня со спины, то ли прячась, то ли наоборот, защищая.
– Сон? – тихо спросила она. – Тот сон?
– Да, – кивнула я механически, не в силах отвести взгляд от мёртвого священника. – Точнее, несколько разных снов. Но его руки я узнаю. Он действительно управлял всеми, как марионетками.
Не знаю, почему это меня затронуло так глубоко. Я уже видела смерти, и куда более страшные, а к своим снам… не то чтобы привыкла, скорее, примирилась с ними. Так свыклась леди Клэймор с головными болями накануне бурь и дождей: не благо, но предостережение.
Но сейчас отчётливо вспоминалось то неприятное чувство пустоты, охватившее в церкви всё моё существо; и нерассуждающий страх, который пробудился, когда отец Адам отчитывал Лиама за неосторожность; бледная и болезненно прямая Рэйчел над могилой мистера Меррита; тело, распростёртое под копытами лошадей, и пятна на снегу…
«Неправильно» – вот подходящее слово. Так не должно быть.
Не на моих землях.
– Леди Виржиния? – послышался недоумённый возглас адвоката. – Вам дурно? О каких снах вы говорите?
Надо же, не думала, что такого человека можно хоть чем-то удивить.
– Пустое, – ответила я ровно, возвращая прежнее самообладание. – Ничего интересного.
– А мне интересно! Кха-кха… – запротестовал снова незнакомец. – Ну-ка, расскажите. Пока я ещё слушать могу, хр-р…
Он снова не то закашлялся, не то захлебнулся воздухом, и я наконец нашла в себе силы отвернуться от изувеченного тела.
А в подвале, между тем, собрались теперь все участники разыгранного только что представления. Клэр и Эллис стояли бок о бок, и от обоих ощутимо несло дымом. Их, пожалуй, можно было бы принять сейчас за старинных приятелей, благо полумрак скрывал выражения лиц. Чуть поодаль стоял у стены, опираясь на кривовато сколоченные полки, Роберт Блаузи, больше напоминающий пугало или призрака, но никак не живого человека. Его отчётливо потряхивало. А между длинным-длинным столом, освещённым тремя фонарями, и продолговатым сундуком сидел Джул, то ли удерживая кого-то на земле, то ли просто поддерживая.
На полу поблёскивали осколки кружки; немного пахло вином.
«Соберись, Виржиния», – приказала я себе и попыталась сопоставить напряжённую позу Эллиса, пустой лист в руках у Клэра, странное положение человека на полу… Нет, не незнакомца; мы уже виделись однажды – во сне, только ему об этом знать не обязательно.
Майлз Дарлинг.
Детектив поймал мой взгляд, кивнул на Дарлинга, постучал по губам и скривился. Для меня пантомима осталась загадкой, но вот Мэдди прекрасно справилась с расшифровыванием:
– Не хочет говорить, – шепнула она едва слышно.
Чувство неуверенности постепенно развеялось: что-что, а расспрашивать людей я умела. Положение владелицы кофейни обязывает.
– Интересно? – произнесла я как будто бы растерянно. – Вы имеете в виду сны?
Дарлинг рассмеялся, но смех быстро перешёл в кашель и рвотные позывы.
– Кха… Именно, дамочка.
– Понимаю, – кивнула я и продолжила с нотками беспомощности, обращаясь не то к дяде Клэру, не то к Эллису. – Вы не могли бы нас представить друг другу? Право, неловко в такой ситуации…
Дарлинг снова закашлялся от смеха, но, похоже, его всё происходящее весьма забавляло.
– Леди Виржиния, перед вами – Майлз Дарлинг, – сдержанно произнёс Клэр, взяв на себя функции посредника. – Известный делец, успешный притом.
Я изобразила оживление:
– Да-да, припоминаю. Сэр Харрингтон, кажется, говорил о нём, когда был в кофейне в последний раз. Что-то связанное с клубом «Ярби».
– Возможно, – уклончиво ответил Клэр и продолжил: – Леди Виржиния-Энн, графиня Эверсан и Валтер.
– Польщён, – ухмыльнулся Дарлинг и попытался сесть ровнее, но скривился от боли. – Сама графиня явилась, дабы скрасить последние минуты умирающего… Кха-кха, поделом мне.
Не знаю, отчего, но этот человек – преступник и убийца – стал постепенно вызывать у меня симпатию. У него было не слишком красивое вытянутое лицо с резко заломленными бровями, как у книжного злодея, и нервные повадки. Он считал, что умирает, но почему-то вёл себя легкомысленно и свободно.
Он приехал на крыше поезда, как в дурацких авантюрных романах.
Он стрелял в автомобиль, где были дети…
«Нет, – подумала я, ощущая укол стыда. – Не симпатия. Но сочувствие. Это, надеюсь, не предосудительно…»
А вслух сказала иное:
– И что же вас завело так глубоко в провинцию, мистер Дарлинг?
– Хотел его убить, – небрежно дёрнул подбородком он в сторону Эллиса. – Но не срослось. Зато другого прихлопнул. Тоже предатель… Отравить меня вздумал, тварь… кха-кха…
– Отец Адам? – Мне даже не пришлось изображать замешательство. – Но… как? Что вас с ним связывает? Он казался таким порядочным человеком…