Спустившись на первый этаж, он завернул на кухню и сел за стол.
Марина, видная блондинка лет сорока пяти, была у него на должности домработницы, готовила и убирала. Паша жил один и в быту был непривередлив.
На кухне приветливо горел свет. Играло радио — какая-то попса восьмидесятых.
Марина, оперевшись о подоконник, разговаривала с кем-то по телефону, уставившись в прохладный вечер за окном.
— Ой! Павел Сергеич, а я вас и не услышала! — засмеявшись, ахнула она. — Я перезвоню, — шепнула она в трубку и выключила телефон. — А вы кушать хотите? А у меня борщ зеленый есть и котлеты. Или вы не хотите плотно… на ночь? Чайку вам? Шарлотка еще есть…
Паша кивнул, думая о своем. Тут же перед ним появился чайник, сахар, тарелка с шарлоткой…
Он смотрел на все это молча. И вдруг яростным движением снес все с дубовой плиты стола, схватил нож, и сжав горло домоуправительницы, прижал ее к двухметровому холодильнику.
— Ты сдала Дениса? Ты рассказала?! Отвечай! Кроме тебя, некому! — заорал он в перекошенное страхом лицо.
— Нож! Убери нож, Павел Сергеич! Все расскажу, только нож убери!
— Не указывай мне, сука, что мне делать! Ты — пиздоболка?! Ты?! Отвечай!
— Я… Я! Я скажу! Только нож… Ножа не надо!
Как бы ярость ни кипела в нем, он все же согласился, что нож тут явно лишний и отшвырнул его под духовку.
— Ты напиздела?! Дура проклятая!!!
— Я не хотела! Это случайно!
— Случайно?! А я вот тебе голову разобью, тоже случайно!
— Не бей! Только не бей!
— Убью!
— Я… Я не знала! Я не хотела! Это случайно вышло! Случайно, Богом клянусь!
— Случайно?!
— Я пошла… А мы же соседи… Мы с ним соседи! У нас дома рядом. Забор к забору. Я ж его знаю! Мы же как одна семья! Мы же жили у них, когда наш дом сгорел! Мы же жили у них. Я же Дениса знаю с малых лет! Я же его Любе памятник ходила заказывать! Я, самолично!
— Какой Любе?! Что ты несешь, идиотка?!
— Матери его, Денисовой! Любови Алексеевне! Она от рака умерла уж четыре года как тому… От рака умерла… Мы подруги были… От рака… Схоронили, уж вот пятое это будет лето!
— От какого рака?! Что ты… Ты мне… Ты по делу говори!
— Так я ж и говорю! Ты только не бей! Я все скажу! Я же рассказываю! Мы же соседи! Я же отца-то его знаю уж тридцать лет! Петрович… Он же… Они же у нас на свадьбу стулья брали… У них стульев не хватило. Мы всегда были как одна семья!
Паша тяжело дышал, набычившись, абсолютно не поспевая за потоком информации.
— И я пришла с работы и вижу Петровича в огороде. И говорю ему: «У нас-то горе какое! Дениска-то хотел удавиться! Дениску-то из петли вытащили!» А он… А он такой: «Что же, издеваются там над ним, что ли? Мучают? Обижают? Бьет его этот… блондин-то?» А я… А я и говорю: «Нет! Что ты! Никто его не трогает! Они полюбовники!»
— Дура!!! — взревел Паша.
Марина упала на колени.
— Идиотка! Манда тупая! Ну кто просил тебя?! Какого хера вообще лезешь не в свои дела?!
— Черт дернул за язык! Само вырвалось!
— «Само»!!! Вот же тупое бабье племя! Вот же идиотка! — Паша схватился за голову.
— Прости! Прости ты меня! — заламывая руки, умоляла Марина.
— Свали с глаз долой, — поморщившись, как от зубной боли, отмахнулся Паша.
Он не помнил, как и куда она ушла. Не помнил, как поднялся в спальню и лег рядом с Денисом.
В голове словно гудела раскаленная печка. В ушах звенело, во рту все пересохло.
«Опять капает по подоконнику… — устало подумал Паша, слушая грохот капель за окном. — Погода эта надоела. Дождь, ветер. Башка трещит… Нервы…»
Он был уверен, что не уснет, но сам не заметил, как уснул.
Ему приснился Денис в крови и какой-то грязной черной одежде. Они стояли посреди солнечной улицы и поначалу разговаривали вполне сносно, но потом Денис вдруг разозлился и стал кричать. Паша испугался, и сердце застучало так сильно, что разбудило его.
Он проснулся весь в поту. Один.
Только начало светать. Проклятые тучи разошлись, и небо было синее и холодное. Где-то уже розовела заря, он не видел ее, но чувствовал.
Пустая кровать и одинокая комната так ужаснули его, что Паша вскочил и оглянулся, тяжело дыша.
— Денис! — ахнул он не своим голосом.
В темной ванной мелькнула чья-то тень, но это был всего лишь призрак. Пустая комната спала впотьмах.
— Денис! — умоляюще позвал он, но все было тихо.
— Денис!!! — закричал он с балкона, и, испугавшись своего крика, забежал в комнату.
Его знобило. Трясло. Наверное, в первый раз в жизни он не знал, что ему делать.
Он побежал вниз. Начал шариться в каких-то ящиках. Сначала сам не понимал зачем, потом понял — он искал фонарик. Но тут до него дошло, что ночь уже истлела, и почти рассвет, и можно обойтись и без фонарика… Он бросил поиски и побежал по всему дому.
Сердце его надрывалось от горя. Он до ужаса боялся ворваться в комнату и увидеть… Увидеть… как Денис лежит в крови, и рядом бритва… Или как он весит под потолком… Или…
— Денис! — взмолился Паша, выбежав в одних трусах во двор. — Денис… — прошептал он, чуть не плача. — Что делать? Как быть? Куда бежать?! — схватившись за голову, заныл он.
Ворота были приоткрыты, и, не обращая внимания на боль и резь в голых ступнях, он выбежал на улицу.
Коттеджный поселок еще спал. Было почти темно, хотя на востоке действительно загорелась теплая красноватая полоска.
Он был в одних трусах, и холод вгрызался в него. Дорожный щебень колол голые ступни.
Он спрыгнул на траву, здесь было мягче, но от мокрой ледяной травы тут же задеревенели ноги. Он не обращал на это никакого внимания, побежал сначала в глубь поселка, но вдруг ощутил, что там нет никого, и побежал обратно, в сторону леса.
— Дн…нс! — попытался выкрикнуть он, но губы и челюсти уже свело от холода. — Днис! Блядь! — невидимый кусочек битого стекла в траве разрезал ему сразу два пальца на правой ноге. Он покачнулся, упал, и тут же увидел что-то странное между стройных темных корабельных сосен. Позабыв про боль и холод, он захромал вперед и замер на границе леса и людского мира.
В лесу было темно, почти как ночью, но голую фигуру он видел хорошо. Она стояла к Паше спиной и была бледна, как сон.
Паша сделал несколько шагов вперед, и ему стало страшно.
Но как бы ни терзал его холод, и каким бы мистическим ужасом ни веяло от этого видения, Паша все равно ощущал его красоту и притягательность.
— Денис! — взмолился Паша, но фигура никак не реагировала. Он был как памятник, поставленный спиной к людям, чтобы вечно наблюдать за ночью в лесу.
Паша протянул руку и дотронулся до его плеча. Плоть была холодна, но холод никак не терзал его.
— Что ты тут… — Паша сам не узнал свой голос.
Денис обернулся к нему и робко улыбнулся.
— Что ты тут делаешь? — уже не в силах совладать с дрожащей челюстью, простонал Паша.
Денис сладко вздохнул и улыбнулся еще шире:
— Во мне… — начал он тихо, — такая сладкая истома. Такая неимоверно сладкая… н… нежность… Такая… Я так! Так!.. Я… — Он прижал ладони к груди, закрыл глаза и блаженно улыбнулся, — Такая блаженная нега! Я ей переполнен!
— Но зачем ты голый вышел на улицу?! — содрогаясь от озноба, ахнул Паша.
— Я хотел… Я не мог спать. Я вышел… Я хотел быть единым с миром. Хотел впитать в себя…
— Пошли домой! — Паша потянул его за собой.
— Возьми меня! — Денис упал на колени и прижался лицом к его руке. — Я тебя умоляю! Прямо сейчас! Возьми меня всего и делай со мной все что хочешь!
— Хорошо. Только зайдем в дом, а то у меня сейчас задница отмерзнет, — кивнул Паша.
Обняв Дениса за плечи, он отвел его домой.
Облака уже осветились золотым светом проснувшегося солнца, когда он набрал горячую ванну с ароматным пенным сугробом.