– Вот как? Значит, ты считаешь… – Он незаметно запихнул разбитый радиоприемник «Грюндиг» под кресло в надежде, что она не видит. – Но так не может больше продолжаться.
– Именно. И мы должны протестовать.
Он взял ее за руку и слегка похлопал по тыльной стороне.
– Но, дорогая моя, а не поздно ли уже?
Ее глаза заблестели, а лицо оживилось.
– Знаешь, я подумала об одном деле. В тюрьме люди могут покидать свои камеры без проблем каждый день, а нам здесь фактически нельзя выходить наружу.
– Но об этих прогулках все равно ведь не скажешь, что они бывают на воле.
– Заключенные выходят на свежий воздух, и потом, они получают приготовленную там же, у них, богатую витаминами пищу и могут работать в мастерских. Им фактически живется лучше, чем нам.
– В мастерских? – оживился Гений.
– Ты понимаешь? Я хочу умереть молодой и по возможности позднее – но также хочу жить с шумом и с треском как можно дольше, – она наклонилась вперед и что-то прошептала ему на ухо. У него глаза поползли на лоб, и он покачал головой. Но Марта не сдавалась:
– Гений, я продумала все очень тщательно…
– О’кей, почему бы и нет, кстати? – сказал он, откинулся на спинку кресла и рассмеялся.
4
Сестра Барбара торопливо шла по коридору, стуча каблуками. Она открыла дверь на склад, достала тележку и выложила лекарства на поднос. На каждого из двадцати двух обитателей дома престарелых имелась специальная карточка с перечнем причитающихся им пилюль. Директор Матсон был очень дотошен в отношении медицины, и на каждого из стариков имелось персональное предписание. Определенные таблетки, вроде особых красных, выдавались всем, так же как и голубые. Они отбивали у пожилых людей аппетит.
– Тогда они меньше едят, и нам не надо покупать слишком много еды, – сказал он.
Сестре стало интересно, настолько ли это хорошо, но она не осмелилась задать такой вопрос директору, поскольку ее очень заботили хорошие отношения с ним. Она ведь хотела чего-то добиться в жизни. Сама выросла без отца, мать была домработницей в Юрсхольме, и жилось им несладко. Однажды, когда мама взяла ее с собой, она увидела красивые картины, блестящее серебро и паркет с рисунком в виде звезд. И встречала господ в мехах и красивых нарядах. Этот блеск другой жизни она так и не смогла забыть. А директор Матсон был одним из тех успешных людей. Старше ее на двадцать лет, полный сил, находчивый и уже накопивший приличный опыт в бизнесе. В первую очередь он имел большое влияние и власть и, насколько она понимала, мог помочь ей изменить судьбу. Она рьяно слушала все, что он говорил, как дочь – отца, и восхищалась им. Возможно, у него было несколько килограммов лишнего веса, и работал он слишком много, но зато был богат и своими карими глазами, темными волосами и манерами напоминал итальянца. Она почти сразу влюбилась в него и – пусть он был женат – надеялась на лучшее, а вскоре между ними все же начались близкие отношения. Сейчас он обещал взять ее с собой куда-нибудь в отпуск.
Она торопливо прошла по коридору и раздала старикам их таблетки. Потом отвезла тележку на склад и вернулась в офис. Сейчас ей осталось только разобраться со всеми бумагами, чтобы к приходу сменщицы Кати стол был чистым. Сестра Барбара села за компьютер, но ее голова была занята другим. Завтра, подумала она, завтра наконец она и Ингмар по-настоящему будут вместе.
На следующий день Марта увидела, как директор Матсон сажает сестру Барбару в свой автомобиль. Ага, подумала она (у нее давно возникло подозрение, что их общение не ограничивается только работой), директор отправляется на конференцию и берет ее с собой. Хорошо. Ситуация лучше не придумаешь. Они еще не успели отъехать от дома престарелых, а Марта уже обошла остальных, рассказала о пилюлях, и все от них быстро избавились.
А несколько дней спустя в общей гостиной богадельни снова зазвучали разговоры и смех. Гений и Грабли играли в шахматы, Стина рисовала акварели, Анна-Грета слушала граммофон или занималась пасьянсами.
– Пасьянс – прекрасная зарядка для мозгов, – щебетала она, раскладывая карты на столе. При этом старалась не жульничать и никогда не забывала рассказывать, если он не сходился. Из-за своего вытянутого лица и пучка волос на затылке она напоминала учительницу из начала столетия, хотя и проработала всю жизнь в банке. Удачно вложив акции, она разбогатела и гордилась своим умением быстро считать в уме. Когда персонал богадельни однажды предложил позаботиться о ее счете в банке, она так помрачнела, что никто больше не осмеливался заговорить с ней об этом.