Свою дочь Василий с детства приучил много читать. Иногда, перечитывая одну и ту же книгу, они начинали завзято спорить. Василий Алексеевич всегда был на стороне правильных персонажей, а Надюшке хотелось понять, что заставляло действовать плохих героев. Она пыталась взросло рассуждать о причинах их поступков, но отец мягко останавливал ее. По его словам, книги для того и были написаны, чтобы научить различать, где плохое, а где хорошее, и заранее научиться избегать беды. Он приводил ей в пример персонажей из «Властелина колец», пространно объясняя свое понимание их действий. Девочка пыталась возражать, говорила, что человек не может быть изначально плохим, как, например, несчастный Горлум. С людьми часто происходит беда, потому что на них действуют происходящие вокруг события. Например, тетя Люба злая, потому что ее сын пьет. Отец советовал ей не лезть в психологические дебри, говорил, что ей об этом думать рано. Она с ним, в конце концов, соглашалась, но про себя думала, что после школы обязательно будет изучать психологию, чтобы разобраться в этих сложных вопросах самой.
Иногда по вечерам они играли в шахматы. Надя, обладая отличной памятью, легко просчитывала свои ходы, ей было несложно объявить отцу шах и мат. Алексей Васильевич не думал о дочери как о достойном противнике, торопился. Проигрывая, он искренне сердился и настаивал на новой партии. Надя легко соглашалась, поддавалась, и его хорошее настроение быстро восстанавливалось. Для девочки, которая не считала шахматы серьезной игрой, это было важнее всего. Все-таки отец в семье был главным, а главному оставаться в проигравших нехорошо.
Но самое большое удовольствие она получала, когда отец сажал ее за руль белой «семерки», и они уезжали в степь. Там они катались по пустым проселочным дорогам, сколько душе было угодно. На прямых участках она разгонялась до шестидесяти километров и, заливаясь хохотом, громко, не стесняясь, кричала в открытое окно:
– Эге-геей! Я еду быстро! Смотрите все!
Отец смеялся вместе с ней, тоже кричал, махал рукой, словно кто-то издалека мог его видеть:
– Молодец, Надюха! Никогда ничего не бойся! Всегда крепко держи руль!
– Хорошо, папа!
Так, дурачась, они ехали до ближайшей деревни и, счастливые, возвращались домой. Заезжала во двор Надя самостоятельно, сама загоняла машину в гараж и гордо отдавала отцу ключи.
Как-то раз тетя Люба, поднявшись на цыпочки, неодобрительно выглянула из-за нового забора, начала выговаривать:
– Что же ты, Василий, делаешь? Ей вязать да шить надо учиться, а ты ее, такую несмышленую, за руль сажаешь! Не парень ведь! Девушка растет!
– Замолчи, Любаня, не лезь не в свое дело. Чему хочу, тому и учу. Иди домой, там командуй!
Тетя Люба обиженно убралась прочь, а отец недовольно заворчал под нос:
– Вот прицепилась! Да что ж ей наше вождение так не нравится?
Вязать и шить Наде точно не хотелось, она опасалась, что тетя Люба убедит отца занять дочь домашним хозяйством, и тот перестанет кататься с ней по степи. Но этого, к счастью, так и не случилось. У Василия Алексеевича всегда было собственное мнение. К советам соседки он особенно не прислушивался, считая, что навыки вождения его дочери обязательно пригодятся.
Однажды Надя его спросила:
– Папуля, ну книги и шахматы – понятно. А если у меня машины не будет? Я же все забуду, придется учиться заново!
– Пока ты со мной, не забудешь, машина под боком. А вообще, дочка, в жизни всякое бывает.
– Как это?
– Мы не знаем, что нас ждет завтра. Вот представь себе – у тебя неожиданно появился собственный автомобиль, а ты не умеешь водить! Вместо того, чтобы сесть за руль и ехать, придется учиться, ждать. Обидно! Подожди, ты у меня еще права получишь!
– Папа, ты оптимист! Ну откуда у меня будет автомобиль? – она тогда ответила весело, с задором, понимая, что отец ее поддразнивает.
Он пожал плечами:
– Ну, не знаю. Всякое может случиться – и плохое, и хорошее. А я просто предусмотрительный. Хочу, чтобы у тебя было поменьше проблем в будущей жизни.
Надя была искренне благодарна отцу за заботу, боготворила его и твердо знала, что он не подведет. Эта уверенность избавляла от тревог о будущем и позволяла жить в безмятежном неведении – до тех пор, пока она не начала взрослеть.