Глупости, разумеется. Но тогда, в детстве, все это казалось по-настоящему страшным.
– Счастливые воспоминания?
– Что? – голос Эллиса застал меня врасплох.
– Вы улыбаетесь, – объяснил детектив совершенно серьёзно и запрокинул к небу лицо, прикрывая глаза. Длинные, как у мальчишки, ресницы вызолачивало солнце. А я внезапно осознала, что уже некоторое время стоит невероятная тишина – ни пения птиц, ни даже стрекота цикад. Лишь вдали слышался перестук копыт и – изредка – лошадиное фырканье. – Люди улыбаются, когда думают о чём-то хорошем… Виржиния, у вас было счастливое детство?
– Детство? – растерялась я. Пауза затягивалась. Я пустила свою лошадь тихим шагом, чтобы хоть как-то заполнить пустоту. – Раньше я сказала бы, что нет. Но теперь понимаю, что, пожалуй, была счастлива. Ведь тогда все были живы. А почему вы спрашиваете, Эллис?
Он перебросил поводья в одну руку и осторожно провел пальцами по лошадиной шее.
– Не знаю. Просто так. Забудьте, Виржиния.
Перед поворотом пришлось попридержать лошадей, чтобы Эвани могла нас догнать. Затем Эллис в последний раз попросил нас «не мешать расследованию и вести себя как обычно». Я отмахнулась – «Обычный светский визит, не стоит так волноваться». И оказалась неправа.
Первая неожиданность поджидала аккурат у самых ворот.
– Вы к кому?
– Добрый день! – вылетело у меня по привычке, но больше я ни слова не смогла выдавить из себя, ошарашенная видом привратника.
Это было… существо. По-другому и сказать невозможно. Юноша? Девушка? Я затруднялась ответить. С головы до пят оно было укутано в блекло-серый балахон, подпоясанный вервием, как у монахов. Голову покрывал длинный и широкий отрез ткани с неровным краем – так, что и лица не увидеть.
Глаза у существа были светло-карими, а взгляд – недобрым и очень, очень пристальным.
– Э? – спросило оно.
– Вас, вероятно, направил сэр Шилдс, чтобы проводить меня? Как любезно с его стороны! – наконец выпалила я и улыбнулась немного нервно. – Вы не поможете мне спешиться?
– Я помогу, – неожиданно проявил Эллис галантность и сам слез с лошади – неловко, но быстро. – А вы, мисс, лучше предупредите хозяина, что леди Эверсан прибыла с сопровождением. С компаньонкой, мисс Тайлер, и с гостем из Бромли. Да, я Норманн, Алиссон Норманн, – и он шутливо хлопнул существо по руке.
Отпрянув, оно подобрало балахон и, сверкая босыми пятками, понеслось по дорожке к особняку.
– Как вы догадались, что это женщина? – в недоумении обернулась я к Эллису.
Он только брови задрал:
– Ну, какой мальчишка станет смотреть на вас с неприязнью, леди? А на меня – благожелательно? А вообще-то, я предположил наугад, – признался он. – Давайте руку, Виржиния. Нам ещё мисс Тайлер снимать с этого пыточного приспособления.
– С чего?
– С лошади, разумеется.
Продолжить мы не успели. Существо вернулось – но не одно, а в сопровождении двух юношей весьма мрачной наружности. Тощие и большеголовые, чем-то напоминающие оголодавших щенков, они были облачены в такие же балахоны, только оттенком темнее.
Последним на пороге особняка появился немолодой мужчина, сразу же поспешивший нам навстречу.
– Леди Виржиния! Какая честь! – издалека завёл он приветственную речь, и голос его, низкий и гортанный, словно заполнил собой всю округу. – Я, признаться, не ждал, что вы приедете с гостями, но очень рад видеть вас всех в «Тёмных водах»! Джеймсон, Паркер, Паттерсон, займитесь лошадьми, – небрежно взмахнул мужчина рукою, и его странные спутники, повинуясь жесту, припустили бегом.
Я с трудом заставила себя выпустить поводья и передать их существу в сером балахоне. Оно мне совершенно не нравилось. Никогда не доверяла людям, которые так странно одеваются.
– А вы, наверное, сэр Шилдс?
– Да, да, Дуглас Шилдс, к вашим услугам!
Хозяин поместья подошел ближе, поклонился, а когда выпрямился, я наконец-то смогла его хорошенько рассмотреть.
Пышная грива светлых и жестких волос отчасти напоминала львиную – и, признаться, выглядела неестественно у столь немолодого человека. Правда, постарел Дуглас Шилдс, как это называют, благородно – прорезались морщины мудрости на лбу, углубились носогубные складки, что свидетельствовали о характере… Только обвислые веки портили впечатление, придавая облику нотку порочности.