— Я весь внимание. — Раскаты грома в голосе мужика пригибают головы пацанов к земле. — И мне ответ нужен сейчас, а не завтра.
— Мы думали, она вампир.
Ну, что я говорила? Господи, вот еще вампиром прослыть мне никогда не удавалось, но я исправила это досадное упущение в своей биографии.
— Что?!
— А что! — Старший мальчишка вздернул подбородок. — У дяди Лени горло разорвано, а крови почти что и не было. И Митрофановна умерла… вампиры умеют заживлять раны, а тут его вспугнули, наверное. Ее.
— И вы решили…
— Ну да. Солнечный свет. — Мальчишка смотрит в сторону. — Мы думали…
— Ну, это вы еще даже не начинали думать. — Голос мужика звучит даже ласково. — Но я вас думать научу, факт. И сейчас вы сначала тут все приберете. Мигом за табуретками, и убирать. А вашим родителям я уже позвонил, они едут.
Двое пацанов даже попятились, но убегать смысла нет, и они это понимают.
Вернулась смуглая тетка, неся в руках врачебный чемоданчик, за ней громыхнул табуретками охотник на вампиров.
— Роза, помоги-ка мне. — Медработник поставила на пол чемоданчик и вытащила из него одноразовую стерильную салфетку. — Тебя как зовут, детка?
Это она мне, понимаете. Наконец заметила. Детка, забавно.
— Линда.
— Ну, так вот, Лидочка, давай ножку на табурет, мне так удобней будет шить.
Так, и здесь я Лидочка. Ну, ладно.
— Роза, держи таз, я промою раствором фурацилина.
Граждане, мои ноги приделаны ко мне, вообще-то. И раны чертовски болят — шок прошел, и я ощутила все и во всей красе.
— Надо укол делать, рану придется прозондировать, не стерпит она, да и незачем.
Дверь открылась как раз на середине пошивочных работ. В комнату ввалилась какая-то пара, которая тут же вцепилась в одного из пацанов, и истеричная толстуха, которая принялась орать на меня.
Я абстрагировалась. Когда я слышу такой визг, я тут же абстрагируюсь.
Вишенкой на торте оказался полицейский, который пришел задать мне вопросы. Вернее, два полицейских, один из которых принял живейшее участие в разборе полетов вокруг антивампирского хулиганства, а второй пристал ко мне с вопросами. При этом мне зашивали ногу, и я ощущала себя весьма неоднозначно.
— Молодой человек, вы другого времени не нашли? — Докторша отложила иголку и намазала шов чем-то едким. — Вы же видите, в каком она состоянии.
— У меня работа. А скажите, вчера вечером вы не видели ничего, что показалось вам необычным или подозрительным?
— Нет.
Трупы я и раньше видела, но на тот момент я ничего такого не заподозрила, а что необычного может быть в валяющемся на земле пьянице? Ну, допился до коматоза, и все. Ничего необычного или подозрительного, так что я совсем не солгала.
— А вы куда-то выходили вечером?
— Да, за чаем выходила, часов около девяти. В магазин через дорогу, чек где-то в кармане.
— И когда возвращались обратно…
— То ничего подозрительного не видела.
Продавщица может вспомнить меня, и на чеке есть время, в которое я была в магазине. А вот о том, что я полчаса пила горячий шоколад с первым встречным, никто знать не может. Так что я вполне могла пройти по улице, и трупа там еще не было.
Похоже, я попала в цель.
— Но вчера мы стучали к вам, а вы не открыли.
— Не хотела. — Я пожала плечами. — Я не обязана среди ночи открывать непонятно кому, тем более, что ничего существенного я вам сообщить все равно не могла.
— Это я буду решать, что существенно, а что нет.
— Ну, так не надо было среди ночи являться, тут вам не притон, чтобы по ночам шастать.
— Я сейчас тебя арестую, и…
— Остынь, Димон. — Второй полицейский заинтересованно смотрит на мои ноги, и интересуют его явно не повязки. — Это ваша вчерашняя одежда?
Он держит в руках мою толстовку, из кармана которой он уже выудил вчерашний чек.
— Ну да.
— Ну вот и хорошо, мы все выяснили, ни к чему ссориться. — Второй сделал знак коллеге. — Спасибо за сотрудничество, выздоравливайте. Идем, напарник, нам еще работать.
Похоже, Димону очень не понравилось, что жертву вырвали из его когтей, но против лома нет приема, и он нехотя отступил. Я слышу, как он в коридоре раздраженно что-то бормочет, на что второй ему отвечает:
— У нее одежда чистая, а там кровища фонтаном била, и…
— На месте крови-то не было.
— Ну, а там, где его убили, должно быть ее много, а одежда…
И больше я ничего не хотела знать и слышать, а какие-то люди снуют по моей квартире, как у себя дома.
В общем, когда экзекуция закончилась, я стала еще больше походить на вампира, и единственное, чего мне хочется, — это съесть кусок мяса, запить его свежей кровью и лечь спать. Мяса у меня нет, крови тоже, на худой конец я бы яблочного сока выпила, но его тоже нет, зато в кладовке есть папин спальный мешок, подушка и плед. И я сейчас туда доберусь и усну.