Наступила тишина. Кое-кто вздохнул.
— Вот посмотришь, он за этот цирк еще платить заставит, — шепнул Лейнасару Паэгле.
Так и было. Покончив с торжественным проклятием, Свикис поднялся с колен, смахнул с них пыль и перешел к проповеди на тему: «Держи то, что у тебя есть, чтобы никто не отнял у тебя твоего венца». После этого он спел «Будь милостив», и на этом богослужение окончилось. Свикис жалобным голосом изрек:
— А теперь, дорогие други мои во Христе, возблагодарим господа за небесную росу и пожертвуем на тех агнцев, которым живется еще хуже, чем нам.
Он вытащил из кармана брюк потрепанную кепку и, спустившись с возвышения, протянул ее стоявшей поблизости женщине:
— Милая сударыня, не откажите помочь.
«Милая сударыня» не отказала и пошла по залу с шапкой. Свикис вернулся на сцену и оттуда стал внимательно следить за шапкой.
— У нас ведь нет шведских денег! — крикнул кто-то из последних рядов.
Свикис услышал это. Щеки его покраснели еще больше.
— Кто произнес эти греховные слова? Вы думаете, что господь не знает, что каждому из вас сразу по приезде выдали по одной кроне и двадцати эре?
— Нам на это надо жить целую неделю.
— А разве о вас не пекутся и не будут печься еще больше? Дающему господь воздаст сторицей.
Шапка путешествовала долго. Свикис терпеливо ждал. Когда «милая сударыня» вернула Свикису шапку, он, не стесняясь, там же, на сцене, пересыпал собранные монеты в карман и, запихнув в другой карман кепку, улыбаясь всем лицом, радостно воскликнул:
— Вот так, да благословит вас господь бог до следующего свидания, тогда мы снова помолимся господу, чтоб утолить наши жаждущие души его благодатной росой!
Когда Свикис выходил со двора школы, Паэгле и Лейнасар стояли у окна.
— Ты видишь, кепка эта у него только для того, чтобы монету собирать, — показал пальцем Паэгле.
Свикис был в добротном пальто с каракулевым воротником и в такой же высокой шапке.
— Надо быть осторожным, очень осторожным, — сказал Паэгле. — Тут, кажется, будут залезать в карман и с молитвой, и без нее…
Лейнасар, как только их поселили в школе, начал посылать Силиню в Стокгольм телеграммы. Ему охотно помогала любезная девица из армии спасения. Эре на телеграммы давали все, в надежде, что Силинь и комитет помогут им скорее уехать с Готланда на Большую землю и как-то устроиться.
Но Силинь и глаз не казал.
Только в самый канун Нового года Лейнасар заметил в учительской нервное оживление. Проникнуть туда было невозможно, двери всегда были заперты. Он решил быть начеку. Догадка его подтвердилась. Уже почти стемнело, когда на школьный двор въехала грузовая машина и из кабины выскочил Силинь. Вскоре на машину начали перетаскивать узлы с золотом.
Лейнасар бросился во двор и подбежал к Силиню. Последний изобразил на лице радость и удивление:
— Что? И ты перебрался сюда?.. Здорово, здорово…
Лейнасару одних приветствий было мало. Он сердито спросил, почему никто им не интересуется.
— Да я и не подозревал, что ты здесь, — оправдывался Силинь.
— Я каждый день посылал в комитет телеграммы.
— В комитет?
— Куда же еще?
— В том-то и дело, что я в комитете вот уже месяц как не был, все время в командировках. Сам понимаешь… — И Силинь провел ребром ладони по горлу, давая этим понять, как страшно он занят.
— Но теперь-то ты знаешь, что я тут?
— Шутишь?
— Так что же будет?
— Теперь все будет в порядке, сиди и жди кареты.
— Долго?
— Несколько дней — и все! — Силинь с торопливой небрежностью протянул Лейнасару большой палец вышитой национальным орнаментом рукавицы и снова занялся погрузкой, давая этим понять, что вопрос улажен и разговор окончен.
Несколько дней, о которых говорил Силинь, все же затянулись… Армия спасения на Новый год опять устроила елку, а Силинь все не появлялся. Все обитатели школы получили от комитета новогодние поздравления.
В день трех святых в школе опять орудовал Свикис, а Силиня словно и след простыл.
— Этот дьявол, наверно, раньше не явится, пока все лиепайское золото не спустит, — сердился Паэгле.
— А как ты думаешь, куда они золото денут? Может быть, и нам кое-что отломится? В конце концов, это ведь латвийское золото.