Нищий, встретив другого нищего, прежде всего глядит на суму своего коллеги и заранее знает, что в ней, забывая при этом, что точно такую же суму носит и сам. Так было и с латышскими буржуазными эмигрантами. Некоторые из них, давая меткие характеристики своим товарищам по несчастью, как правило, не распространяли этих характеристик на самих себя.
В Латвии до войны подвизался на оперной сцене сравнительно известный певец Марис Ветра. В трудную для родины пору он отрекся от народа, перебрался за море и стал играть активную роль в эмигрантской виселичной комедии.
В своих шведских записках Марису Ветре удалось создать точный образ эмигранта. Бывший певец вспоминает, что в усадьбе его отца на стене батрацкой много лет висел портрет Александра III в черной, великолепно отлакированной раме. В один прекрасный день, когда решили выбелить закоптелую и грязную батрацкую, сняли со стены и роскошный царский портрет. При этом развалилась лакированная рама. Заказали столяру другую. Но когда картину начали водворять в новую раму, весь портрет облупился, на розовом лице обнаружились мелкие царапины, из темно-русой бороды выкрошился большой кусок краски. Царь никуда не годился ни в старой, ни в новой раме. Пришлось выбросить его в мусорную яму. Марис Ветра пишет:
«В эмиграции тоже было много царей, которые еще недавно были гордостью своей большой семьи. Портреты их чинно висели на стенах, достойно выполняя свое назначение. Но стоило их снять и перенести на другое место, как они облупились. Они потрескались, покоробились, и, если бы даже их повесили теперь на старый гвоздь, они все равно уже не годились бы на прежнем месте».
Таких облупившихся, никому не нужных «царьков» в Швеции и в других странах скопилось много. Они никак не могли забыть, что были «царями» и хотели оставаться ими и впредь, несмотря на то что история выбросила их на свалку, точно как батрак отца Ветры выбросил на свалку никому не нужный и ни на что не годный портрет Александра III.
Именно потому, что «цари» хотели остаться «царями», они и переправились за море. А что стоит царь без подданных? Но как они ни агитировали за массовую эмиграцию, «облупившихся царей» выехало больше, чем подданных. Вот почему карманы рядовых эмигрантов оказались под такой угрозой. Это вовремя понял Лейнасар, когда увидел, как в готландской школе пошла по кругу шапка пастора Свикиса и как неохотно приезжие бросали туда свои гроши. Но как Лейнасар ни изворачивался, он тоже в конце концов попал в число царских слуг.
Наплыв облупившихся «царей» и «цариц» в Швецию начался уже летом 1944 года и продолжался всю осень. Шведы не собирались открыть для них ворота дворца и приглашать к королевскому столу. Шведы не предоставили им также возможности смыть с себя грязь свалки. «Цари» сами должны были найти себе для этого водоемы. Но чистых водоемов они не нашли — одни только лужи.
Одной из таких луж оказалась фабрика игрушек Филипса. Шведов обуяла симпатия к голландцам, и они стали собирать средства в фонд помощи Голландии. Средства эти добывались продажей маленьких деревянных кукол в голландских национальных костюмах. Такие куклы можно было увидеть в любой шведской семье, а изготовлялись они на фабрике Филипса.
В подвале фабрики из дерева вытачивались болванки кукол. В ящиках они отправлялись наверх, в фабричный павильон, где латышские «цари» и «царицы» раскрашивали игрушки. Когда подходила очередь сенатора Тепфера, он опускал деревяшки в мисочку с синей краской, и юбка куклы становилась синей. Супруга генерала Тепфера Алдона окрашивала в белый цвет шапочку и фартучек, супруга директора Национального театра Берзиня — Марта размалевывала красным кофточку. Со стороны это выглядело чуть ли не идиллией. Но какие только мысли не лезли при этом в голову о былом блеске, о временах, когда «цари» и «царицы» висели еще на шее у народа! Мрачные мысли и мрачные проклятия.
Другой лужей был концерн «Норма». Столы в ресторанах сервировались богато, с шиком. Набиралось огромное количество грязной посуды. Ее нужно было непрерывно мыть, хоть и при помощи машин. «Царицы» наперебой рвались в ресторан концерна «Норма» в судомойки. Что делать, если ничего другого не умеешь. Тут еще была и другая выгода — можно было не только досыта наедаться объедками, но и брать с собой.