— Ты помнишь, как «звучит» южный выговор? — осторожно спросила Уэнди.
Элгарс перестала разглядывать окружение, повернулась и кивнула.
— Угу.
— Ты не думала… не хочешь попытаться на нем поговорить! — спросила Уэнди. — Кажется так, словно… ты хочешь на нем говорить. Только тогда ты выражаешься ясно.
Элгарс посмотрела на молодую девушку, сузив глаза, и стиснула челюсти. Но спустя мгновение ее запал прошел, и она набрала воздуха в грудь.
— Ты имееешь в вииду таак? — произнесла она. Глаза ее расширились от плавно звучащих слогов. — Блиин, ээто прооосто жууть!
— Немного погуще, чем было, — сказала Уэнди с улыбкой. — Но отчетливо.
— Что за чертовщиина со мноой твориится? — произнесла Элгарс, смягчая акцент и уменьшив напор в голосе. Она положила нож и обхватила голову обеими руками. — Я схожуу с умаа?
— Я так не думаю, — спокойно сказала Уэнди. — Я знаю людей, кто действительно спятил, а ты просто эксцентрична. Я думаю, впрочем, что психиатры доводили тебя до исступления. Я не знаю, кто сидит в этой голове, но не думаю, что это та же личность, которая впала в кому. По какой бы там ни было причине. Они продолжали говорить тебе, что ты должна была быть той личностью, которую они реконструировали. И я не считаю, что они правы.
— Итаак, ктоо же я? — спросила Элгарс, сузив глаза. — Ты говориишь, я не Энн Элгарс? Но они сверили ДНК, и я нощуу это лицоо, кто же я тогдаа?
— Я не знаю, — сказала Уэнди, кладя собственный прибор и глядя прямо в глаза рыжеволосой. — Мы все носим маски, верно? Может быть, ты та, которой Энн Элгарс реально хотела быть, ее любимая маска. Или, может быть, ты сейчас настоящая Энн Элгарс, а Энн Элгарс, про которую все думали, что знают ее, была маской.
Элгарс, в свою очередь, пристально посмотрела на нее, затем отодвинула поднос.
— О’кей. Каак, черт возьмии, мне это выыяснить?
— К несчастью, я думаю, ответ на это — поговорить с мозгодавами, — сказала Уэнди. Она затрясла головой на выражение лица Элгарс. — Да, знаю, я их тоже не люблю. Но среди них есть и хорошие; нам просто нужно найти тебе нового.
Она взглянула на часы на стене кафетерия, ее лицо передернулось.
— Меняя тему: что мы еще не обсуждали, так это работу. На которую мне нужно идти. Я думаю, тебе полагается мне в ней помогать; по крайней мере, думается мне, психиатры имели в виду это. Бог свидетель, нам не помешает лишняя пара рук.
— И что это?
— А-а, ну, — осторожно произнесла Уэнди. — Может быть, нам стоит пойти и посмотреть, понравится ли тебе. Если нет, я уверен, мы сможем подобрать что-нибудь тебе по нраву.
— Итак, — сказала Элгарс, издав горловой смешок, — п’скоку ты не м’жешь бть в хране или А’мии, чем ты з’нимаш’ся?
Дверь, должно быть, имела мощную звукоизоляцию, потому что, когда она отворилась, коридор заполнился детским визгом.
Насколько Элгарс могла судить, помещение яслей походило на калейдоскоп, переживший ураган. Одна группка детей — ее неопытному глазу большинство казалось не старше пяти лет — не участвовала во всеобщей активности. Они сгруппировались вокруг не намного старшей их девочки, лет семи-восьми, которая читала сказку. И один маленький мальчик сидел в дальнем углу и собирал головоломку. Десяток, или около того, остальных детей носились повсюду, более или менее кругами, и орали во всю глотку.
Это был самый неприятный звук, который Элгарс когда-либо доводилось слышать. Ей мгновенно захотелось наброситься на кого-нибудь из них и удушить, просто чтобы тот заткнулся.
— В течение дня их здесь четырнадцать, — громко произнесла Уэнди, немного нервно поглядывая на Элгарс. — Восемь находятся здесь все время, трое детей Шари и пятеро других, сироты.
Через кольцо играющих детей к ним навстречу осторожно пробиралась светловолосая женщина среднего роста с малышом на руках. Ей можно было дать сколько угодно в промежутке от тридцати до пятидесяти лет, приятное лицо когда-то было, наверное, очень красивым. Впрочем, прошедшие годы явно были суровыми, огрубелость и красота смешались в ее внешности, словно у дерева после сотни лет штормов. Несмотря на это, она казалась почти полностью невозмутимой, как если бы она уже повидала мир в самую худшую его пору, и пока не наступило что-либо подобное, день был хорошим.
— Привет, Уэнди, — сказала она хриплым контральто, свидетельствовавшим о годах курения. — Кто твоя подруга?
— Шари, это Энн Элгарс. Строго говоря, капитан Элгарс, но у нее статус выздоравливающего, — скороговоркой проговорила Уэнди. — Капитан, это Шари Рейли. Она заправляет этими яслями.
— Рада познакомиться, капитан, — сказала Шари, протягивая свободную руку, которой оказалась левая.
— Вз’имно, — каркнула Элгарс.
— Одна из причин статуса выздоравливающего капитана Элгарс та, что она еще проходит курс терапии по восстановлению речи, — пояснила Уэнди. — И психиатр посоветовала, чтобы она типа «походила за мной кругом» некоторое время; она потеряла большую часть памяти у Монумента.
— Вы были у Монумента? — нейтрально спросила Шари.
— Т’к мне ‘к’зали, — ответила Элгарс. Один ребенок выскочил из кутерьмы, стараясь убежать от преследователя в какой-то игре, похожей на пятнашки. Маленькая девочка, лет шести или семи, неслась в обход группы у двери и визжала, словно баньши.
— Вы очень хорошо держитесь, — с легкой улыбкой произнесла Шари. — Большинство людей вздрагивают от Шакилы.
Уэнди склонила голову вбок и кивнула.
— Это правда. Но я вообще не видела, чтобы ты вздрагивала.
Напряжение от воздействия шума нарастало, и Элгарс чувствовала, как все больше и больше замирает, словно на нее опускалось одеяло, чтобы оградить ее чувства. Она по-прежнему могла слышать даже очень слабые звуки, но пока она оставалась на месте, не «плывя», но и по-настоящему не ощущая своей связи с окружающим миром, с ней все было в порядке. К несчастью, она обнаружила, что также и не может говорить. Что исключало нахождение «в безопасном режиме».
— Я не ‘драг’ваю, — наконец ответила она. — Не ‘наю поч’му.
Несколько мгновений спустя, когда стало ясно, что продолжения не последует, Шари кивнула.
— Уэнди, мне надо переодеть близняшек. У маленького Билли случился инцидент, тут же среагировала и Кристалл. Ты не подержишь Эмбер?
Она протянула младенца.
— Может, мне лучше начать готовить ленч? — спросила она. — Думаю, Энни наверняка справится с этим.
— О’кей, — сказала Шари, поколебавшись лишь на мгновение. Она спросила: — Вы знаете, как надо держать малышей?
— Нет, — ответила Элгарс, с сомнением глядя на кроху.
— Просто положите ее себе на плечо, вот так, — сказала Шари, кладя голову ребенка ей на шею.
— И вот так поддерживайте ее снизу, — продолжала она, поднимая левую руку Элгарс и прижимая ее к тельцу. — Самое важное — не давайте голове болтаться. О’кей?
— Не ‘вать го’ове бо’та’ся, — повторила Элгарс, свободной рукой легонько похлопывая малышку по спине. Она видела, что так делала Шари, и почему-то это казалось правильным. Не особенно важным, а вроде постукивания пальцами по столу или подбрасывания ножа. Просто чтобы чем-то занять руки.
— Именно так, — сказала Уэнди и пошла к задней двери. — У тебя получается само собой.
— Я вернусь через секунду, — сказала Шари, обхватила одного из носящихся детей и направилась к столу для переодевания. — Не успеешь и глазом моргнуть.
Элгарс лишь кивнула и продолжала похлопывать младенца. Пока с ней никто не разговаривал, она могла без помех поэкспериментировать с чувством, которое испытывала. Это было не просто внутреннее оцепенение, а что-то вроде рассредоточенного восприятия всего, что ее окружало. Хотя оно явно уменьшало воздействие детских голосов, она все же отчетливо их слышала. И она обнаружила, что подмечает мелкие детали. Это был момент трансцендентального спокойствия и совершенства, который она редко испытывала. И все потому, что в ней возникло желание вырвать глотки у мелких сволочат.
В этот момент маленькая поганка, которую она держала, отрыгнула половину своего обеда.
— Я работаю здесь шесть дней в неделю по шесть часов в день, — сказала Уэнди по дороге обратно в комнату Элгарс. — Поскольку предполагается, что ты повсюду ходишь со мной… я думаю, также предполагается, что ты будешь там и работать. Во всяком случае, этим ты выполняешь свои общественные обязанности.