— Позабочусь? Но папа сказал…
— То, о чём папа не знает, ему не повредит, — вкрадчиво промурлыкала Беверель. — А то, что папе не доложит некая ябеда, не будем показывать пальцем, не повредит ей.
В глазах Ваг встали слёзы.
— Ты вечно всё портишь.
— Кончай ныть, ты, жалкая пародия на дочь тёмного властелина! — рявкнула Беверель и дала ей хлёсткую пощёчину. — Я старше и умнее тебя, и ты будешь меня слушаться. А теперь бери этот рассадник для вшей…
— Тоись меня, — флегматично сказал Гадж.
— Заткнись, Гадж, — вставил принц Лоримель — просто чтобы не терять навык.
— …надень на него железный ошейник и браслеты, выведи отсюда и избавься от него, — продолжала Беверель. — Как именно — мне всё равно, только пускай замковый мазилка сделает потом подробные наброски самых сочных кусочков.
Плечи Ваг поникли.
— Да, Беверель. Как прикажешь.
Освободив Гаджа из оков и надев на него переносные кандалы и цепь-поводок, она робко глянула на пленника и несмело спросила:
— Ну что, э… идём?
Беверель издала нетерпеливый рык и вопросила у принца Лоримеля:
— Видишь, что мне приходится терпеть?!
— Моё бедное настрадавшееся сокровище, — ответил эльфийский принц, часто-часто маша ресницами. — Поведай мне о всех своих горестях. Поделись своей болью. — Он обратил горящий взор к Гаджу и пылко вскричал: — Не стой столбом, идиот! Помоги этой глупой девке увести тебя с глаз долой! Хватит оскорблять зеркало души Беверель! Прочь!
Гадж окатил хозяина ледяным презрительным взглядом, достойным Вышнего эльфа. Взгляд был до того уничижающим, что принцу Лоримелю словно дали по моське увесистым палтусом — в оптическом эквиваленте. Даже прелестная, но жестокая Беверель поразилась, увидев столь властное выражение на лице прежде недооцениваемого второстепенного персонажа.
Но Гадж сказал только:
— Ну, иттить так иттить, м'лорд.
И поспешил вверх по лестнице на шаг впереди озадаченной и нерешительной Ваг.
За дверью темницы, осторожно переступив лужу из тролля, он повернулся к Ваг и сказал:
— Прошу пардону вашиспорченности, но дале без вашенских указаний мене дороги не сыскать, как я есть пришлец в замке Костолом.
Ваг приятно порозовела.
— Конечно. Какая я глупая. Сюда, пожалуйста.
Она потянула за поводок, — не потянула даже, а легонько тряхнула, так что и звенья не звякнули друг о дружку.
По вонючим коридорам, кое-как освещённым и кишашим крысами лестницам, комнатам, пропахшим плесенью и застарелым злом Ваг наконец вывела Гаджа на свет. Отверженный слуга эльфийского принца поморгал, привыкая к давно не виданному солнцу, и полной грудью вдохнул сладкой свежести огородика, в который Ваг его привела.
— А и правду бают, — высказался Гадж. На его лице отразились блаженное спокойствие и смирение. — От где и прияти смертушку от рук дочки тёмного властелина, тако же прекрасной, как и злонравной, как не здеся. Хорошо же, госпожа: щас я готов погинуть, как никогда, агась. Токмо указуй, пожалста, где мне встать, шоб те сподручнее было изорвати меня на кусочки.
— Изорвать тебя на кусочки? О нет!
Ваг выронила цепь, за которую вела Гаджа, и удручённо закрыла лицо руками.
— Неа? — пристально посмотрел Гадж. — Тады я сгибну от жуткого колдовства, агась?
Ваг замотала головой так сильно, что косички несколько раз дали ей по лицу.
— Нет. Я ненавижу так поступать.
Гадж совсем растерялся.
— Не смерть от железа, не смерть от колдовства? Шо ж ишшо? А-а, ясен пень. В небытие меня угробит яд! — Он звонко шлёпнул себя по лбу, стараясь не разбить себе нос кандалами. — Вконец обеспамятел! И здесь, м'леди, и растёт та яд-трава, шо мя погубит, ась? — Он вырвал пучок близрастущей зелени. — Ну, как бывалоча говаривала моя мамаша-шлюха, «не тушуйся», «никто не молодеет», «живём однова» и «пей до дна»!
Он затолкал листья в рот, жадно прожевал и проглотил и стал терпеливо ждать.
— Э-э-э, сэр… — Ваг похлопала пленника по плечу. — Это петрушка.
— Ась? — Гадж провёл языком по зубам, слизывая зелёные ошмётки. — И шо ж бедный Петрушка табе таковского сделал, шо ты превратила его в ядовитые зеленя?
Ваг терпеливо разъяснила. Он внимательно выслушал.
— Ясен пень. Ну, в этслучае я буду премного блаадарен, ежли ты указуешь мене на ближнюю всамделе ядовитую траву. Не то шоб мене тягостно твоё опчество, но с другой руки, чаво откладать неминучее? Чем шибче я помру, тем шибче стану вполне мёртвым, а то вродь как застрял на полдороге. Так шо… есь здеся белена?