— А Юля, кстати, за тебя переживала. Даже в письме просила меня помочь.
Тут Алиса слегка преувеличила. Юлька тогда писала лишь: «Я была в шоке, увидев его в таком состоянии. Боюсь, даже ты ничего бы не смогла сделать». Это можно было понять как намек, хотя, скорее всего, ничего такого Юлька в виду не имела.
— Сколько я здесь пробуду? — ее слова Коля просто проигнорировал.
— Здесь, в палате, еще несколько дней, а потом что-нибудь придумаем.
— Нет, не в палате. Когда я вернусь назад?
Алиса вдруг подумала, что внешне он все-таки очень изменился, и дело было даже не в возрасте. Не в вытянувшихся и загрубевших чертах, не в слегка оплывших веках и слабом шраме от ожога на левом виске. Но это действительно было лицо гостя из другого мира, мира танков на Красной площади и обнаглевшей от безнаказанности преступности, мира строящихся с нуля по непонятным законам экономики и политики, мира стремительно рвущейся на дыбы инфляции, задыхающихся от смога городов и вымирающих деревень, мира безработицы и коррупции. Казалось и странным, и в то же время естественным, что он по доброй воле желает вернуться туда.
— Коля, ты мог бы попасть обратно хоть завтра. Но я хочу быть уверена, что ты не… не вернешься к прежнему образу жизни.
— А это мое дело и моя жизнь.
Алиса решила пока не обращать на подобные выпады внимания.
— Ведь в Богородицкое ты вернуться не можешь. Тебе надо будет устроиться где-то. Кстати, какая профессия тебя интересует?
— Не знаю.
— Но чем-то же ты занимался?
— Бутылки собирал, — в голосе звучала издевка.
— Слушай, не наговаривай на себя! Я знаю, ты грузчиком работал.
— А если все лучше меня знаешь, зачем спрашиваешь?
— Ну хорошо. А жить где бы ты хотел?
— В Москве бомжей много, одним больше, одним меньше.
— Чего ты тогда назад-то рвешься?
— А чего здесь ловить, у вас даже сигарет нету.
— Не надо. Ты себя ведешь хуже непонятливого ребенка. Я же только хорошего тебе хочу.
— Так, как ты сейчас, именно с детьми и разговаривают.
Герасимов, наконец, повернулся к ней и сел.
— А тот мальчик умер. Не вчера, а много лет назад. Перед тобой другой человек, который не стоит твоих усилий.
— Откуда ты знаешь, стоит или не стоит, ты же не пробовал начать все сначала, — тихо ответила Алиса.
— Откуда ты знаешь, пробовал или нет. Это бесполезно.
Несколько секунд они молча смотрели друг другу в глаза. Коля отвел взгляд первым.
— Спасибо тебе, конечно. Но лучше оставить все, как есть. Не знаю, чего ты про меня выяснила, сразу скажу, что все худшее правда. Конченый алкаш, который валяется под забором, и нечего со мной возиться.
— Это тебе так кажется. Иногда, чтобы всплыть на поверхность, надо оттолкнуться от дна. Сам говоришь, кашель уже пропал. Ты поймешь, как это замечательно — быть здоровым. Ты побудешь здесь, я тебе покажу, какой стала жизнь за эти годы. Понимаешь, если бы от меня зависело, ты бы остался тут навсегда. К сожалению, нельзя…
— К счастью.
— Но почему?
— А что непонятного? Я тут чужой, да и мне в этом мире неуютно.
— Для нас нет чужих. Понимаешь — нет. Ну как мне тебя убедить?
— В чем?
Действительно — в чем…
— В том, что жить стоит.
— А я не знаю, что ли? Бывает, с утра и вправду жизнь не мила — но только до опохмела.
И снова она не нашлась, как ответить, и снова он не выдержал ее взгляда и отвернулся.
— Не смотри на меня так… Просто никто не любит, когда залезают в душу.
— А я разве залезаю?
— Ну ты — нет… Но обычно без промывки мозгов не обходится.
Кулон на шее Алисы ожил. Она охнула, вспомнив, что последний раз настраивала его на расстояние в один километр. Но ведь Пашка теперь должен быть куда дальше.
— Слушай, мне позвонить надо… Не возражаешь?
Кажется, такие раньше были нормы этикета? Герасимов молча кивнул.
Алиса быстро набрала Пашкин номер. Тот откликнулся почти сразу:
— Паш, что, изобрели новый сверхскоростной двигатель, а я ничего не знаю?
— Чего это ты так решила? Потому что я слишком быстро вернулся?
— Да, я не ожидала, — Алиса вывела проекцию с браслета на стену. Пусть Коля не думает, что от него что-то скрывают. Но тот лишь без малейшей заинтересованности глянул на изображение незнакомого вихрастого темноволосого парня и отвернулся.
— Нас неожиданно распустили. Всех, так что не надо шуточек, что в Центре поняли, будто от меня вреда будет больше. Всех развернули на сто восемьдесят градусов и придали ускорение до родного дома. Вот и решил тебя навестить. Подумал, что ты в больнице, ведь в Космозо тебя нет.