— Ну что ты, пап. Какой же ты не ученый? Сколько раз они тебя звали консультироваться, тебя, а не кого-то еще. И про Кончиту ведь ты сам догадался, а не Электрон Иванович, например.
— Он не зоолог, Алиса.
— А я считаюсь? Я зоопсихолог, а сама ни сном, ни духом ничего не заметила.
Отец улыбнулся.
— Ладно, Алиса, когда в центре окончат эксперименты, вместе посмотрим результаты. Кстати, Кирилл как?
— Хорошо, просто замечательно. Я хотела бы оставить его у себя на несколько дней, ладно?
— А он тебя не стеснит? У тебя вроде только одна кровать.
— Я стала очень хозяйственной и обзавелась еще мебелью. Не стеснит.
— Ну, пусть остается. Кстати, мама скоро приедет, дня через три. Говорит, готовит ему какой-то сюрприз, а какой — скрывает.
— Ну, я ему пока говорить не буду, а то весь изведется. Главное, Поля не заскучает?
— Поля сделает генеральную уборку, и никто не будет ему мешать.
— Ну, если все хорошо, пока. Ой, подожди, вот еще что — можно, я буду приводить к Космозо своего знакомого, ну, того, про которого я тебе говорила? Он бы помогал, я понимаю, он не квалифицированный работник, но все же… Это больше для него, чем для зоопарка.
— Да конечно, пускай приходит. Сейчас лето, у нас мало волонтеров. До встречи. Значит, Кира точно у себя оставляешь? Тогда я бы навестил старых друзей, Полоскова с семьей.
— Оставлю, он мне очень помогает! Полоскову привет!
— Помогает? — несколько недоверчиво переспросил профессор. — Ну, если так… До встречи, Алиса.
Несколько секунд Алиса просидела перед погасшим экраном.
— Помогает, — сообщила она собственному туманному отражению в мониторе. — Помогает в спасении человека от самого страшного и опасного врага. От самого себя.
Она перевела взгляд на часы и быстро вскочила. Полвторого, а обед еще никто не отменял.
16.
— Алиса, а это суп по-космически? — Кир без особого энтузиазма взял ложку.
— По-космически, по-космически. Давай, приступай.
— Это как — по-космически? — сидевший напротив Алисы Коля слегка приподнял брови.
— Просто как пюре. При пониженной гравитации особо не расплескивается. А что, невкусно?
— Нет, очень хорошо. Концентрат?
— Обижаешь. Ты же видел, из чего я готовила.
— Извини. Мы в свое время представляли таблетки, концентраты, общественные столовые. Думали, что уж на приготовление пищи люди время тратить не будут.
— Почему? Это же здорово — готовить, особенно когда есть время и настроение. Ты пойми, люди не так уж глобально изменились. Мы роботами не стали.
— Роботы космический мусор хорошо собирают, — Кир снова ухватился за интересующую его тему. — Алис, а дядя Гена, наверное, без тебя нам рассказывал про артефакт. Его чуть не приняли за какой-нибудь тюбик с едой, которые старинные космонавты с собой брали.
Коля заметно развеселился от слов «старинные космонавты».
— С набитым ртом не разговаривают, — заметила Алиса.
— Ничего, пусть рассказывает. Люди и вправду не изменились.
Кир быстро сделал несколько глотков, чтобы его уже не могли обвинить в непоедании супа, и затараторил:
— Ну вот, дядя Гена увидел, что перед иллюминатором проплывает такой металлический цилиндр. Он и заинтересовался, а цилиндр-то уже в поле попал, вот-вот на утилизацию подтянет! Но он успел. Это оказался совсем не тюбик, а контейнер с древней-древней записью. Больше двух миллионов лет анализ показал. А что самое интересное, язык расшифровать невозможно, единственное, что сказали определенно — это писали люди.
— Два миллиона лет назад никто и писать-то не умел, — машинально ответила Алиса. Ей Полосков и правда ничего подобного не рассказывал. Впрочем, невозможно объять необъятное. Разгадку найдет кто-то другой, если уже не нашел. Может, изотопный анализ дал сбой. Может, язык не человеческий.
— А это была запись голоса, — объяснил Кир.
— Тем более…
Герасимов отложил ложку.
— Может, это кто-то из ваших? Забросил на два миллиона лет назад и забыл.
— На непонятном языке? Да и зачем?
— А у меня коллекция бабочек есть, — тихонько сказала Сюзанна. Все взгляды обратились к ней. Девочка даже слегка втянула голову в плечи и опустила глаза.
— Коллекция? Бабочек? — сначала глаза Коли удивленно расширились, затем на губы набежала эта его новая неприятная усмешка. — Иголочки? Да, мир совсем не изменился!