Генко промолчала и допила саке Бьякко. Ей нужно было чем-то себя занять, даже если это означало осушить пиалу.
Не то чтобы она не ожидала, что Инари когда-то вспомнит о своей падшей слуге, но не думала, что это произойдет спустя столько времени. Несколько десятилетий – обычный срок для наказания, но Генко провела на земле без возможности вернуться на Небеса куда дольше. Порой она боялась, что о ней забыли, но потом наведывались старые знакомые, посланники ками и некоторые ёкаи, – и тогда Генко понимала, что она есть, что еще жива.
– Судя по всему, я не готова. – Голос звучал на удивление ровно, хотя внутри все дрожало от волнения. Генко глубоко вздохнула, задержала дыхание и уже куда спокойнее посмотрела на Бьякко, взгляд которой был задумчивым и немного грустным.
– Инари-сама хочет вновь видеть тебя рядом с собой.
– А ты? – тут же спросила Генко.
– Как никто другой, – не раздумывая ответила Бьякко.
– Раньше, помнится, ты меня на дух не переносила.
– Раньше я не понимала, что значит быть единственной посланницей нашей ками-сама! То, что прежде делилось пополам, теперь свалилось на меня одну, и я не могла взять и сказать, что это слишком тяжело!
– Куда делись остальные помощники? – Вспышка Бьякко повеселила Генко.
– Они абсолютно бесполезные! – возмутилась Бьякко, схватив кувшин, и наполнила пиалу, что забрала у Генко. – Конечно, те, что прежде подчинялись мне, и дальше продолжают помогать во всем, но твои лисы!.. Они неуправляемые! Сотню лет они еще как-то старались что-то делать, но последние несколько десятилетий совершенно разленились!
– В следующий раз, когда их увидишь, пригрози, что угостишь листьями жареного бадьяна, – расхохоталась Генко. Кто бы мог подумать, что ее лисы окажутся столь безответственными, стоит потерять своего генерала!
Бьякко вздрогнула и поморщилась, представив себе этот вкус. Ни для кого не секрет, что кицунэ ненавидели бадьян. Зато лисы обожали жареных крыс. Какая кицунэ проболталась об этом людям, никто не знал, но остальные лисицы порой проклинали говорливую сестру, когда люди вычисляли их.
– Инари-сама будет ждать твою молитву во время Обона[17] этим летом, – немного помедлив, произнесла Бьякко. – Праздник поминовения усопших – хорошее время, чтобы покаяться и вновь объединиться с нашей богиней.
Генко кивнула, чувствуя, как ослабевает узел в груди. Только… все же почему так долго? Когда она задала этот вопрос сестре, Бьякко поморщилась:
– Я не знаю. Если честно, я всегда считала, что Инари-сама вернет тебя через год-другой, ведь ты была ее самой преданной помощницей, ее генералом. В крайнем случае лет через десять, но она так долго молчала, буквально забыла о тебе, вспоминая лишь изредка! А пару дней назад Инари-сама сказала, что твое наказание несправедливо затянулось.
Генко нахмурилась. Звучало не просто странно, а тревожно. Не то чтобы Инари была исключительно доброй богиней. Как и все ками, она проявляла жестокость в своих решениях и поступках. Нередко она лишала своих лис возможности стать кицунэ и изгоняла из свиты. Людей карала столь скудными урожаями, что их едва хватало, чтобы пережить зиму. Благодать покидала дома, начинались ссоры. Никто не желал портить отношения с Инари.
Но Инари помнила абсолютно всё, и подобная забывчивость была чем-то новым.
– На Небесах что-то случилось? – спросила Генко, обдумывая сказанное.
– Несколько мацури[18] так и не были проведены, из-за чего мелкие ками оскорбились, и с тех пор их не видно, но больше ничего, – пожала плечами Бьякко, выбирая закуску к саке.
– Люди не провели пару праздников в их честь – и ками разобиделись? – фыркнула Генко, закатывая глаза. Это было уже слишком. Люди постоянно обо всем забывали. Так стоило ли из-за этого так расстраиваться?
– Да, – кивнула Бьякко и вдруг резко вскинула голову, устремив пустой взгляд на сестру.
Генко знала, что происходит: Инари звала свою посланницу. Генко скучала по этим ощущениям: чувствовать, как благодать богини проходит сквозь все тело, наполняя мощью куда большей, чем кицунэ уже обладали, очищая и восстанавливая ки. Знать, что к тебе прикоснулось божество, благодаря которому ты фактически появилась на свет в обличье кицунэ… Никто не знал желания Генко – хотя бы раз испытать все это вновь.
– Мне пора, – произнесла Бьякко серьезно и твердо. – До Обона меньше четырех месяцев, поэтому постарайся ничего не натворить за это время, хорошо? И еще – будь осторожна. В последнее время оммёдзи[19] стали куда активнее обычного.
17
Обон, или Бон, – традиционный трехдневный праздник поминовения усопших, также известный как «Праздник фонарей». В это время люди вывешивали зажженные фонари, чтобы усопшие нашли путь домой. Отмечается с 13-го по 15-й день седьмого месяца по лунному календарю.