- Мне просто не повезло. Я проиграл на ставках. Знаешь, как бывает?
- Нет, - покачала я головой, совершенно не жалея человека, который сам себе яму и выкопал. Если за этим следует расплата, что ж. Я не собиралась оттягивать ее сроки. Как я буду чувствовать себя после, спросите вы? Да что со мной будет. Не переживать же мне за всех, кого я отдаленно знаю. Да и за эту пятилетку пора было найти твердую опору и надежное плечо.
- Я пойду, всего хорошего, - сказала я, закрывая перед его лицом дверь. Сделав пару шагов вглубь, я резко остановилась.
- Да чтоб тебя, - выругалась я, и вернулась обратно. Распахнув дверь, я обнаружила его там же. – Надеюсь, ты говоришь правду, - покачала я головой. – Иначе твой поступок за гранью. Подожди. – Я нашла в ящике стола небольшую заначку и вынесла ему. Робин Гуд в юбке. – Мало, но больше не дам. Не распространяйся. И надеюсь тебя никогда не видеть.
Он схватил три красные купюры, и дверь лифта открылась в самый неподходящий момент, когда он в порыве благодарности прижал меня к себе, зажав в руке деньги.
- Я никому не скажу, - говорил он, а я смотрела в глаза напротив.
- Здравствуй, дочь, - мать вышла из лифта, держа руку на весу так, чтобы сумочка, устроившаяся на сгибе локтя, не упала. В свои пятьдесят с хвостиком выглядела она довольно неплохо, потому пользовалась интересом у мужчин. Занятие это было ей в радость. В отличие от дочери она умело пользовалась жизнью. Щедро накрашенные графитом брови взмыли вверх, выражая некое удивление, хотя мне показалось, что это больше для вида.
Я оттолкнула мужчину, не переставая смотреть на мать, уловив боковым зрением, как Паша спрятал деньги в карман. Взгляды с матерью столкнулись, и зазвенела сталь, ведь отношения с некоторых пор у нас были натянутыми. Она всегда учила меня правильно жить, а я плохо училась, доходила своим умом, пусть и не так, как ей хотелось. С тех пор, как она "заставила" меня выйти замуж прошло много времени, я ни в коем случае не виню ее, но и не могу сказать спасибо. Не знаю, как сложилась бы моя жизнь при другом раскладе. Но сейчас я та, кем являюсь.
О моих прежних похождениях она не знала. Ни к чему распространяться о таком. Перевела глаза на Пашу, и изучала его с интересом. Мне этот взгляд совершенно не понравился, показался настолько наглым, что я невольно цокнула.
- Представишь? - очнулась мать, быстро моргая накладными ресницами. Она вообще любила перебарщивать, не проходя мимо новомодных процедур, потому ее прежнюю я узнавала с трудом, за всеми ее губами, ногтями и ботоксными скулами. Одевалась она довольно стильно для своего возраста, и непонятно, как у такой матери могла быть такая дочь, как я.
- Почему здесь? - ответила я вопросом на вопрос, складывая руки на груди. Мне предстояла защита от этакого коршуна, только хорошо еще, что именно она увидела нас, а не кто-то другой. Паша подставил меня второй раз. Я бросила на него взгляд и кивком головы указала на лифт, он и так достаточно задержался.
- Ты не отвечала, - развела мать руками, а сумочка заколыхалась в ответ. - Но теперь я понимаю почему, - скабрезная улыбка пополза по лицу. - Я бы тоже не брала, - понизила она голос до заговорческого шепота, но все, находящие здесь, ее прекрасно слышали.
- Иди, - пришлось все же сказать мне Паше, который отчего-то не понимал намеков. Он кивнул, в знак признательности и прощаясь, и вошел в лифт. Мы с матерью смотрели, как закрываются за ним двери, а в его глазах сквозил какой-то замысел. Такой хитрый взгляд иногда проскальзывал у него, и тогда жди беды. Думаю, теперь это меня не касалось.
- Надеюсь, ты с ним спишь, - отодвинула меня мать, проходя в квартиру. - Жизнь одна, - повторила она свой девиз по жизни.
Она всегда была такой, без комплексов. Даже в школе часто заставляла меня краснеть перед одноклассниками, а они завидовали, какая у меня мать. Вот сейчас она выглядела куда эффектнее меня, если не присматриваться, что под слоем штукатурки спрятано стареющее лицо.
Конечно, я ее любила, по-своему, но близких отношений зачастую не было. Помню, как она смотрела на Лешу: оценивающе и холодно. Наши отношения казались ей нелепыми и невинными до некоторых пор, пока мы не огорошили ее новостью, что она станет бабушкой.
- Вау, - только и сказала она, стряхивая пепел в чугунный башмак, служивший пепельницей. Бросила негодующий взгляд на Лешу, а потом достала красное вино.
- Открывай, зятёк, праздновать будем! - сделала она акцент на слове "зятёк", а он отчего-то стушевался. Держал мою руку, не отпуская, будто нас могли разъединить. А я вжималась в его плечо, тая от счастья.