Но где же ударница? — подумала Ингрид. Да она не в себе, эта невидимка! Она бьет невпопад. Она страшно фальшивит. Ванон ее выставит… Занд ее заменит…
46
Ингрид открыла глаза в ледяном сыром полумраке. Она дала памяти и зрению время вновь освоиться в мастерской. За спиной у нее раздавался металлический стук: его-то она и приняла за игру ударных в оркестре из своего сна. Она поднялась, закрыла окно, хлопавшее на промозглом, почти осеннем ветру.
И тут она услышала гитару. И поняла, откуда исходят стенания.
Бумерангом к ней вернулись слова Ванона Занда: «Кармен и Альберта преданы музыке больше, чем сама Лу. Эта парочка и дня не может прожить без игры». Ей следовало бы догадаться, что «Вампиреллас» не испугаются облавы, устроенной Жармоном, и вернутся в мастерские. Другие студии им не по средствам. В Париже не так уж много мест, где можно играть рок, не мешая соседям.
Она проскользнула на лестницу, ведущую в подвал. Музыка все еще звучала приглушенно, но уже достаточно громко, чтобы разобрать, что гитара изрыгает черную ярость. На полпути Ингрид замерла: к ней возвращались знакомые подвальные запахи, картины сражения с громилами. Она вспомнила, как они с Саша стояли лицом к лицу: его черный сосредоточенный взгляд, рубашку, испачканную чем-то похожим на кровь. Она чуть не повернула назад, чтобы позвонить ему, воззвать о помощи. Потом решила, что он отвергнет ее вместе с ее сомнительными теориями. Он отказывался от встречи, не отвечал на ее звонки, так чего ради ему откликаться на этот призыв? Поразмыслив еще, она вынула из кармана джинсов мобильник и набрала личный номер Саша. И услышала начало записи. Серьезный голос, который она так любила. Безликий тон автоответчика.
— Алло! Саша, это я. Я готова все обсудить. Теперь я успокоилась и могу все понять. И у меня для тебя новости. Я в мастерских Жармона. Позвони мне. Неважно, в котором часу… Well, anyway,[32]позвони мне, о'кей?
Сообщение получилось скомканным. Он поймет, что она готова сложить оружие. Вздохнув, она отключилась и прислонилась лбом к металлической двери, ощущая, как в голове отдается музыкальная вибрация. Не сразу, но дверь поддалась, скрипнув ржавыми петлями. Ингрид задержалась на пороге освещенного подвала. Гитара буквально испускала мощные волны гнева. Пробираясь среди брошенных машин и металлического лома, она шла на звуки, пульсировавшие за огромным копром. Ноги запутались в кабеле, она покачнулась, схватилась за скользкие трубы. На миг гитара смолкла, потом игра возобновилась. С удесятеренным ражем, подумала Ингрид, продолжая идти вперед. Она обошла копер.
С перекошенным лицом Кармен била по струнам, двигаясь в такт своей бешеной игре. Гитара была подключена к большому усилителю, наискось установленному на растрескавшемся полу. Черный «гибсон» Лу, подумала Ингрид.
В этих толстых сырых стенах температура была не выше шестнадцати градусов, но с Кармен градом катил пот. При виде гостьи она улыбнулась кровожадной улыбкой и ускорила ритм. Медиатор в ее руке мелькал так быстро, что его почти не было видно, она кусала себе губы, стеная от удовольствия. Ингрид пришло в голову, что она хотела поразить ее своей техникой. Вампирелла заиграла рваную фразу, держа гитару вертикально, напрягая мышцы, и испустила победный клич, отразившийся от стен одновременно с финальными нотами. Ингрид почудилось, как они пронзили ей кожу и вгрызаются во внутренности. Затем все смолкло. Слышна была только мерная капель конденсированного пара, непритязательная мелодия воды, стекающей на изъеденную временем жесть.
— Ты сегодня без своей псины?
— Где Альберта?
— Я тебе про собаку, а ты мне про Альберту. С головой у тебя еще хуже, чем я думала, янки. Как тебе моя вещица? Называется «Обладание», я написала ее сама.
— Для себя или для публики?
— Ты о чем?
— Ванон Занд говорит, что существует большая разница между разрядкой и дарованием. И у него на этот счет есть целая теория.
— Я знать не знаю никакого Занона Ванда, и ты мне уже надоела, — возразила гитаристка, отирая лоб рукавом своего редингота.
Он был испачкан. Как, впрочем, и волосы, сальными прядями свисавшие с одной стороны ее лица. Очевидно, Кармен ночевала где придется, поджидая подходящей минуты, чтобы вернуться в мастерские и наиграться всласть, утоляя свою страсть к гитаре Лу и прочие терзавшие ее подавленные желания. Она присела на четвереньки рядом с усилителем, чтобы отключить от него гитару. Ингрид подумала, что сейчас самое время отступить, захлопнуть металлическую дверь и позвать на помощь. Но Кармен вырвала кабель, рывком распрямилась и в два прыжка настигла ее. Внимание Ингрид привлекла нелепая деталь: зубы рокерши что есть силы сжимали красный медиатор. Кармен швырнула «гибсон». Как только могла гитаристка портить подобный инструмент? Когда музыкантша набросила кабель ей на шею, Ингрид выгнулась, пытаясь освободиться. Но Кармен оказалась сильной, как мужчина.
— Я дам тебе перевести дух, а ты расскажешь все, что меня интересует. Поняла, янки?
Ингрид качнула головой. Рокерша ослабила хватку. Ингрид упала на колени, икая, пытаясь отдышаться. Кармен связала кабель как поводок и ударом ноги в живот повалила ее на пол. Американка не смогла сдержать крик. Что-то острое врезалось ей в левый бок. Дрожащей рукой она ощупала себя и увидела на ладони кровь.
— Что тебе известно о Ваноне Занде?
Она рассказала о встрече с ним, о том, как искала в мастерских контракт.
— Ты мне нравишься, когда идешь прямо к цели, — поразмыслив, заметила Кармен.
Она потянула за кабель, вырвав у пленницы очередной стон.
— Ты похожа на собаку. Хотя я говорю о жалкой собачонке, а не о далматинце с серебряным медальоном.
Рокерша, казалось, расслабилась и погрузилась в свои мысли. Ингрид подумала о Зигмунде. Альберта что-то такое сказала о нем: «Этот далматинец умеет распознать порядочного человека». Вот только насчет Кармен далматинец ошибся. Зигмунд был собакой психоаналитика, а не полицейским псом. Его восприятие добра и зла отличалось от человеческого. Она слышала, как падают капли, пытаясь уловить человеческий голос за их неотвязным перестуком. Голос незнакомого художника, славный голос Ромена, чопорный голосок сестры Маргариты и даже хрипловатый выговор Хатч. Она отдала бы все на свете, лишь бы услышать чей угодно голос, несущий какую угодно чепуху. Тревога сверлила ее, словно последний отзвук «Обладания». Она попыталась расслабить истерзанное горло, дышать ровно. Чтобы справиться с паникой, всегда следует начинать с дыхания. Ей нужен голос, чтобы защищаться. Диалог с противником поможет ей выиграть время.
— Ты хочешь, чтобы я объяснила тебе все про дарование, — внезапно заговорила ее мучительница.
— Да, конечно… я ведь умею слушать, Кармен. Лучше всех… и лучше Лу.
— Заткнись, янки. Это не был вопрос. Сейчас Кармен объяснит тебе, что такое дарование. Не надо дурацкой болтовни. Никакие уловки не помогут тебе спасти свою шкуру.
— Кармен, я ведь не желаю тебе зла. Я пришла одна…
— Молчи, слушай и запоминай. Дарование — это пот и гнев. Это не для куколок-янки, которые носят рваные джинсы, а на сцене выламываются в шелках. Дарование — значит репетировать, репетировать и репетировать. Так, чтобы руки горели огнем, так, чтобы валиться с ног. Дарование — это когда один кусок сочиняешь месяцами, а потом, когда наконец найдешь то, что искала, рыдаешь как дитя. Дарование — это то, чего всем Лу и Ванонам на свете никогда не понять. Потому что они стервятники. Они забирают у тебя силы и находки, кровь с потрохами и выбрасывают вон. А когда дело идет на лад, ты для них уже недостаточно хороша. Единственное дарование, известное им, — это умение ворочать деньгами. Вот что такое дарование, собачка моя. Сухая белая кость, которую обглодали дочиста.