***
[1] необходимо понимать, что в эти времена королевство Франция не была в тех границах по своему восточному побережью, как сейчас. Монпелье и Перпиньян принадлежали королям Майорки, посередине кусок, включая Агд, Безье и Нарбонн — королям Франции.
[2] теоретически (из того, что удалось найти в противоречивых источниках) 6 сентября 1311 года.
[3] были такие еретические группы, но о них позднее.
[4] Иоахим Флорский, еретическое течение, о нём позднее.
[5] источники о биографии Арнальда из Виллановы разнятся в датах, но можно сказать точно, что первое осуждение его богословских сочинений произошло в Париже в 1299 или 1300 годах, в 1301 он предстаёт перед Папой Бонифацием VIII, который его прощает, поскольку Арнальд становится его личным врачом. Но полемика вокруг его сочинений не утихает: в 1305 его книги осуждены инквизицией в Валенсии (спасен королём Хайме II), есть упоминания, что его опять осуждали в 1304 и 1309 гг. в Париже. Всё это время Арнальд путешествует по миру между дворами пап и королей, пишет блестящие сочинения по медицине и не забывает и о своих богословских трудах. Последнее осуждение, которое вошло в учебник по инквизиции Николая Эймериха, состоялось в Таррагоне в 1317 году, хотя в статьях указывается дата 1316 год (ноябрь).
[6] о том, что Данте Алигьери был в Париже, говорят два источника — Джованни Бокаччо и Джованни Виллани. Что он там делал? «Все своё время посвящая изучению философии, богословия и других наук, выветрившихся у него из головы за годы скитаний». Даты плавают между 1308 и 1310 гг.
========== ЧАСТЬ II. Глава 1. Прислушайся к своим желаниям ==========
Готье де Мезьер протянул ему две крепкие палки. Джованни усмехнулся, примеряя их вес к своим рукам, вспомнив ту науку, что практиковал Гийом де Шарне ещё в Тулузе. Они встали друг напротив друга во внутреннем дворе, медленно, не спеша покружили, пока де Мезьер не начал делать выпады, пользуясь своим основным преимуществом — ростом, мощью тела и длиной рук. Но у ученика палача были и свои — гибкость, реакция, точность ударов. Ему удавалось сдерживать наступления де Мезьера, но не напрямую, а уклоняясь и уворачиваясь, постоянно находясь в движении, заходя тому за спину. Спустя некоторое время удары советника короля стали более смазанными: он вкладывал в них силу, напирая корпусом, загоняя противника в угол. Почувствовав, что Готье выдыхается, Джованни умело сдался на милость победителя, опустив руки, позволив прижать себя спиной к шершавой каменной стене дома.
— Ты такой горячий! — де Мезьер обхватил руками его бока и крепко сжал. — Хочу тебя, прямо сейчас. Идём!
Он буквально с силой толкнул его в комнату и запер засов. В Джованни действительно не утихла та буря, которая распалилась от схватки, и не хотелось терять время на раздумья. Договор следовало выполнять. Он скользнул взглядом по незажжённому очагу:
— Мы не замёрзнем?
— Сейчас согреемся! — советник короля был настроен решительно, заваливая его спиной на кровать и одаривая поцелуями лицо и шею — то, что не было скрыто под одеждой. Он нетерпеливо запустил свою руку под подол верхнего платья не сопротивляющегося Джованни, расшнуровывая шоссы, потом стянул их вместе с брэ, откинув прочь, расположившись между раскинутых в стороны ног. — Как ты хочешь?
Слова де Мезьера развеселили Джованни: шлюху ещё спрашивают — иметь ее задом или передом! Он не смог удержаться от смешка:
— Снизу или сверху? — ехидно поинтересовался он. — Свяжи меня!
— Ну уж нет! — возмутился Готье. — Я в ваши с Михаэлисом игры не играю. Маслом смажу, где нужно, но всё остальное — без затей. От женщины ты отличаешься лишь тем, что вход узкий и сисек нет. Я тебя спросил, чтобы ты потом не верещал, что больно.
— Ты мне вчера ночью чуть член не оторвал! Ладно, — Джованни прикинул, что такие шаги навстречу для де Мезьера — редкость, поэтому он просто постарается его сдерживать. Отношение ученика палача к своему покровителю после приятной прогулки, познавательного рассказа, размышлений и тренировочного боя начало меняться — тепла прибавилось. И он даже не заметил, как перешел с советником короля на «ты». — Мне нужны ласки, если хочешь потом спокойно творить со мной, что тебе вздумается.
Джованни приподнялся на локтях, а Готье резво присел на колени перед ним, положив свои руки ему на бёдра:
— То есть — поцелуев недостаточно? А где поглаживать?
— Да везде! Давай… пока я тебя ртом буду возбуждать, ты меня руками: помнишь, что Гумилиата пером проделывала? Вот как-то так… а не просто пальцем в зад тыкать, — он начал стягивать с себя одежду, оставшись полностью обнаженным. — И активнее, иначе я замёрзну, — он внезапно почувствовал, что внизу, где-то внутри живота и поближе к анусу разгорается огонь от предвкушения скорого соития, игры волн боли и наслаждения. «Это — похоть, а не желание сердца!» — успокоил себя Джованни.
Готье де Мезьер всё делал тщательно и прилежно, не замечая, как сам втягивается в предложенную игру, проявляя желание. Джованни действительно казался совершенным творением сразу нескольких опытных скульпторов: Господа, что дал жизнь и облик, Мигеля Нуньеса, что усилием воли довёл тело до идеальной красоты, и самого Мональдески, что послушно и ежедневно подпитывал свою форму, упражняя ее.
— Давай уже! — нетерпеливо требовал де Мезьер, следя за движением кончиков собственных пальцев, оглаживающих глубокую ложбину между двух налитых силой ягодиц, в которую хотелось поскорее войти, сминая сопротивление. Джованни сдвинулся — медленно, со стонами, насаживая себя на узловатый от своей наполненности и твердый стержень. Потом он вдруг прогнулся в спине, откидывая голову, выпячивая вперёд грудь, выгибаясь назад, притягивая де Мезьера к себе за шею, обращаясь за поцелуем. При этом взгляд у него был при неясном свете дня такой затуманенный, вожделеющий.
— Гийом говорил мне, что ты очень гибкий… — Готье не ожидал, что его любовник так скоро сам начнёт требовать поцелуев, задвигался, крепко сжав руки по обе стороны талии Джованни, потом перехватил поперёк груди, повалил его ничком на кровать, навалившись сверху, рывком входя полностью в уже разработанное отверстие, обхватил одной рукой за плечи, прижимая к себе и в то же время вдавливая в кровать. Шепнул на ухо: «Всё хорошо?» и, получив кивок, начал двигаться внутри: то вынимая член почти до головки, то резко насаживаясь до самого основания. Джованни поднимал голову, вскрикивал, когда Готье глубоко вталкивался. Он то ускорялся, то замедлял движения, будто никуда не спешил, с упоением вслушиваясь в стоны. «Если я что-то делаю неправильно, хватай зубами мою руку». «Продолжай, stupido!». Любовник дрожал в его руках от удовольствия и боли от распирания изнутри, что пронзала, а потом уходила, доставляя удовлетворение. Кричал, с трудом переводя сбитое дыхание, утапливая голос в простынях, когда Готье уж слишком рьяно и быстро двигался.
***
Заботливо укрытый одеялом, Джованни горько плакал в подушку. Де Мезьер, расположившийся рядом, целовал его в шею и успокаивающе гладил по спине:
–… ты просто не можешь признаться себе, что тебе нравится само соитие. И если есть в тебе желание им заниматься, получать удовольствие таким способом, то это — прекрасно. Беда твоя вся в том, что твоё прошлое наложило отпечаток на твою душу: ты теперь во всём видишь только своё ремесло, подавляешь желание. Может, у вас с Михаэлисом всё было не так…
— В том и дело, — Джованни повернул к Готье мокрое от слёз лицо, — что не так… и сейчас было — не так! Шлюха не должна хотеть, не должна желать чувств… от клиента.
— Это всё твоя боль по делла Торре! — сразу отозвался де Мезьер. — Разочарование затопило твоё сердце, закрыло его для других. Но ты позволил себе полюбить Михаэлиса, хоть он и порядочная сволочь. За то, что он творил, я бы не простил, это только ты такой добросердечный и отходчивый. И Гийома ты тоже по-своему любишь. На мне-то ты чего так ломаешься?
— Ты… — Джованни не знал, что сказать, терялся в сумеречном беспокойстве, а от того и жалел себя до слёз, что не может осмыслить, что происходит: он сам захотел, чтобы Готье его взял, грубо, напористо. В один момент сломались какие-то преграды, и он сам притянул его для поцелуя, а потом продолжал целовать ещё и ещё… И когда Готье перевернул его на спину и взял как женщину, он не лежал, раскинув руки по сторонам, тяжестью чужого тела вдавливаемый в кровать, а ласкал шею, спину, бока — до чего мог дотянуться. Может быть, глаза его на тот момент и были закрыты, но Джованни никого не представлял перед внутренним взором, а просто наслаждался ощущениями. — Ты смутил мой разум своими речами!