— Невинен… — Райнерий внезапно вскочил с места, поставил перед всеми кружки и разлил вино, вернувшись обратно: — невинен, потому что всеми оберегаем, — он сделал глоток, жестом предлагая братьям испить из своих кружек. — Но раз ты вернулся, то лучше, если мы поговорим сейчас как братья, чем ему растолкует кто-нибудь из соседей…
— Что растолкует? — Пьетро залился возмущенным румянцем. — Я уже не ребёнок! Я знаю, почему сбежал из дома Стефан.
— Стефан тоже? — Джованни нахмурился, невольно сжав руки в кулаки.
— А ты о чём думал, когда сам сбежал? — вскинулся Райнерий. — Думаешь, легко отказаться от такого удобного и приятного золотого дождя, что приносил с собой ты? Конечно, следующим стал Стефан!
— А потом Пьетро? — упавшим голосом промолвил Джованни, переводя ошарашенный взгляд на младшего брата.
— Нет. Пьетро невинен. Я уже был достаточно взрослым, чтобы его защитить, да и гостиница начала приносить хороший доход.
— О чем вы говорите? — взмолился Пьетро. — Я не понимаю!
— Ты скажешь? — Джованни упёрся взглядом в старшего брата.
— Сам скажи. Раз он не ребёнок, то щадить не стоит, — ответил решительно Райнерий.
— Хорошо, — Джовании выдержал на нем красноречивый взгляд и обратился к младшему: — Пьетро, ты, наверно, слышал, что богатые и властные люди иногда приглашают в свои дома не только падших женщин, но и красивых молоденьких мальчиков. Вижу, что слышал. Эти мальчики продают им своё тело, как женщины. Это греховно, очень постыдно и… больно. Делают они так не потому, что им нравится, а потому, что им и их семьям нечего есть. И нам было нечего есть, мы голодали, когда ты и Стефан были еще маленькими, — Джованни вздохнул, собираясь с силами, хлебнул вина, чтобы найти в этом глотке смелость. — Поэтому мы и выжили, я продавал своё тело Моцци, Велутти, Альберти и другим. Позорно ли мне тогда было? Да, я чувствовал себя как изгой. Неграмотный и невежественный мальчишка, который не был приучен ни к какому ремеслу, кроме ремесла продажной шлюхи. Осуждаю ли я себя сейчас, чувствую ли собственную греховность? И да и нет. Потому что даже сейчас, когда я уже чего-то добился в своей жизни: могу читать, писать, знаю другие языки, овладел искусством лекаря, прошлое не отпускает меня. И буду откровенным… — Джованни перевёл свой взгляд с раскрасневшегося лица Пьетро, искусавшего себе все губы, на сосредоточенного и сурового Райнерия, — иногда, мне приходится вспоминать это позорное ремесло. Как мне сказал однажды инквизитор отец Бернард: «Внешность твоя, как Божий дар, данный нам для искушения»…
— Где же ты был все эти годы? — в голосе Райнерия чувствовалась забота, смешанная со страхом, видно, он боялся услышать подтверждение своим нерадостным мыслям: — В публичном доме?
Джованни улыбнулся, угадав, какие мрачные мысли сейчас терзают разум и душу его старшего брата, а теперь уже и младшего. И куда подевался Стефан?
— Где я только не был, — рассмеялся ученик палача, пролистывая собственную память, как книгу, — и там, и в тюрьме в Париже вместе с тамплиерами, и смотрите, — он вытянул вперёд кисти рук тыльной частью, — видите шрамы в виде точек, сюда палач по приказу инквизитора вбил гвозди, когда пытал меня. Меня отлучили от церкви, потом вернули обратно доброе имя. Хорошие люди, которые поверили в мою невиновность, научили меня грамоте и многому другому, и пусть нет у меня диплома университета, но я могу с честью исполнять обязанности нотария и лекаря, поскольку учился у лучших.
— Это же два самых уважаемых ремесла после судьи! — вырвалось у Пьетро, он был взволнован: — Я уже несколько лет изучаю искусства с учителями. А почему ты до сих пор не сдал экзамены?
— Пьетро прав, — деловито заметил Райнерий, скрестив руки на груди, — имей ты хоть один диплом, то стал бы полноценным и уважаемым гражданином, никто бы и не вспомнил о твоём прошлом. Неужели ты оставил науки?
— Вовсе нет! — страстно возразил ему Джованни, подчищая хлебом опустошенную миску с похлёбкой. — У меня всё еще впереди: вот вернётся мой учитель… из путешествия. Сразу займусь подготовкой!
— Значит, что мне говорить, когда люди спросят? — Райнерий опять нахмурился, что-то решая в собственной голове. — Что мой брат учится и готовится сдать экзамен?
— Да, — кивнул Джованни, который уже прекрасно понимал, к чему клонит брат. Внезапно объявившегося родственника нужно было как-то представить соседям, сестьере [1], цеху, — по медицине. На магистра. А если кто спросит, как я очутился здесь, то можно сказать — проезжал мимо, и это правда — я сейчас выполняю миссию почтового гонца короля Франции Филиппа: был при дворе герцогства Бургундского, в канцелярии Его Святейшества в Авиньоне, да и на коронации в Реймсе стоял внутри, в соборе, и всё видел своими глазами! Поэтому никто, взглянув на мою внешность и прельстившись, не посмеет сказать, что Джованни Мональдески — продажная шлюха, позорящая имя своего отца. Ты меня понял, Райнерий, и ты — Пьетро, — он оглядел притихших братьев, пораженных известием о том, как высоко теперь «летает» их собственный брат. — И я рыцарь перед людьми и Богом. А теперь рассказывайте, что приключилось со Стефаном?
Райнерий прикусил губу и свел брови, показав, что ему беспокойно и неприятно то, что он сейчас скажет:
— Он принял постриг и стал францисканцем.
— Он здесь? — уточнил Джованни. — В конвенте Санта Кроче?
— В том-то и дело! Он примкнул к тем, что возводит бедность в высшую добродетель, кто спорит со своими же братьями о собственности ордена и…
— Нужно возвращать! — прервал его Джованни, рубанув рукой воздух. — Пусть в конвент, путь в монастырь, но всем, кто сейчас называет себя спиритуалами, вскорости грозит беда. Уж поверьте, хоть я и не монах или священник, но многое знаю, что скрыто: не минует и две Пасхи, как их осудят. Нынешний понтифик, хоть и стар, но скор на расправу и не будет выслушивать доводов в защиту.
Во сне Пьетро, спавший с ним на одной кровати, обнимал его с такой нежностью, что проснувшийся внезапно Джованни наполнился тихой радостью, будто осознавая, что очутился в далеком детстве, когда мир вокруг был наполнен безопасностью и любовью.
Комментарий к Глава 8. Семья
[1] городской округ, приход, возглавляемый магистратом.
========== Глава 9. Следуя за призванием ==========
Следующее утро встретило его лучащимися счастьем глазами матери. Она сидела рядом, напевая или молясь про себя, тихо-тихо. Увидев, что он проснулся, потянулась вперед, покрыв поцелуями лицо:
— Вернулся, мой мальчик, сыночек, я тебя ждала…
— Прости, не мог раньше.
— Райнерий сегодня утром всё отцу рассказал, что с тобой приключилось. Настрадался…
— Он не обо всём знает… — с грустью прошептал Джованни. Его рассказ был долгим, подробным, иногда сбивался, когда он пытался словами объяснить собственные чувства.
Мать умела слушать не осуждая, как на исповеди, и каким бы отвратительным и чудовищным ни казался самому себе Джованни, он чувствовал, что ничто не может поколебать веру матери, что Господь одарил ее самым прелестным ребёнком, с самой чистой и незапятнанной душой. А ему нужно было выговориться, он поймал себя на мысли, что последний раз был настолько искренним только с де Мезьером, и улыбнулся краешками губ. Да, Готье обладал даром располагать к себе людей, вызывая на откровенность.
Ее ласковые руки перебирали кольца волос на его голове, выражение лица менялось, являя сопереживания, которые Фиданзола испытывала, вслушиваясь в слова сына:
— А этот Михаэлис и вправду хороший человек? Любит тебя? А как любишь его ты?
— Я не знаю, как любят, но не так… я видел множество супругов, слышал песни о куртуазной любви. Нет меж нами такого… У нас — будто душа одна на двоих. Тяжело дышать, когда нет его рядом.
***
Спустя три дня пребывания во Флоренции Джованни решился разыскать своего друга Луциано. Он пересек реку по мосту Рубаконте, поглазел на восстановленный мост Каррайя, обрушившийся под тяжестью зрителей, собравшихся на нем во время Майского праздника за год до того, как он покинул родной город, опробовал мощение набережной между этими двумя мостами и углубился в кварталы «за Арно». Постройка стены и мощение улиц благостно сказались на развитии этой части города: появились новые дома, более крепкие, ведь разрушительные наводнения — основной бич бедных кварталов — редко, но продолжали затапливать улицы и сносить мосты.