От этого «пожалуйста» внутри что-то сжалось. Теперь он молчал, и Гермиона чувствовала острую необходимость что-то сказать, но вновь не знала, что именно. Все слова казались неподходящими и ненужными, поэтому она молча шла вперед, ощущая, как тело перестает бороться с объявшим его декабрьским холодом, постепенно принимая и сдаваясь ему.
Оказавшись на перекрестке через пару минут, Гермиона поняла, что они уже успели дойти до Риджент-стрит. Она, словно в первый раз, завороженно смотрела на огромных мерцающих бело-желтыми огнями ангелов, парящих над дорогой.
— Знаешь, эта улица моя любимая, — опять прочел ее мысли Малфой.
— Пожалуй, моя тоже, — без тени сомнения согласилась Грейнджер. Гуляя здесь несколько недель назад, она мысленно назвала Риджент-стрит улицей ангелов, и почему-то это название ей нравилось намного больше оригинального.
В груди разлилось незнакомое тепло от осознания того, что их мнения мимолетно совпали. В этом было что-то, что Гермиона не могла до конца осознать. Но это «что-то» ей определенно нравилось.
— Пойдем? — спросил Малфой, кивнув в сторону улицы, а потом, осекшись, добавил: — Конечно, если ты не замерзла.
Гермиона смахнула со лба челку, в которой запутались крошечные блестящие снежинки, и улыбнулась. Они неторопливо шли по Риджент-стрит. Людей стало больше, и они внезапно перестали напоминать те одинокие силуэты, которые Гермиона видела прежде. Они улыбались, смеялись, обнимались и просто выглядели счастливыми. Ночь будто бы исчезла, прогоняемая волшебным светом от крылатых силуэтов, парящих в воздухе. Ангелы словно держали плечами тяжелый черный небосвод, защищая всех тех, кто в тот вечер бродил по улицам.
В воздухе висел пряный запах глинтвейна, и, пройдя еще немного, Гермиона заметила небольшой грузовик с открытыми задними дверьми, переделанный в маленькое кафе на колесах. Мужчина преклонного возраста с поседевшей бородой дремал, закутавшись в клетчатый красный плед.
— Хочешь что-нибудь? — поинтересовался Малфой, заметив, что внимание Гермионы привлекло написанное неровным почерком на меловой доске меню.
— Даже не знаю, — ответила она, сосредоточенно изучая ассортимент. — Только если ты тоже что-то будешь.
— Тогда выбирай на свой вкус.
— Два безалкогольных глинтвейна, пожалуйста, — сняв перчатку с одной руки и расстегнув застежку на сумке, чтобы достать кошелек, вежливо обратилась она к проснувшемуся от неглубокой дремы продавцу.
— Грейнджер, — с улыбкой протянул Малфой, кладя ей руку на плечо, — я заплачу.
Он протянул мужчине пару купюр и, забрав два бумажных стаканчика, на которых были изображены забавные олени с ярко-красными носами, кивнул продавцу в знак благодарности, не забрав сдачу.
— Спасибо, — сказала Гермиона, почувствовав, как тепло разливается по телу, когда она сделала небольшой глоток обжигающей жидкости с ягодным вкусом. Даже не смотря на себя в зеркало, она могла с полной уверенностью заявить, что в тот момент ее глаза блестели ярче всех гирлянд. И кажется, это был самый вкусный глинтвейн, который она когда-либо пила. — До сих пор непривычно видеть, как ты пользуешься магловскими деньгами.
Секунда, и Гермиона осознала, какую глупость только что сморозила. И как ей такое могло вообще прийти в голову?
— Не знал, что ты все еще считаешь, что я не изменился.
Признавая собственную оплошность, Гермиона уже собиралась опровергнуть то, что успела счесть за обвинение, но Малфой мягко улыбнулся, забавляясь ее озадаченностью.
— Расслабься, я просто шучу.
Но ей все равно казалось, что какая-то доля правды и обиды присутствовала в той фразе. Будто бы на секунду она увидела его без маски, за которой он привык прятаться. И за этой самой маской где-то очень глубоко скрывался тот самый шестнадцатилетний мальчик, который дрожащими руками держал палочку, направленную на старика. Мальчик, у которого не хватило сил произнести заклинание. Он изменился, и Гермиона это видела. Замечала в том, как он общался с людьми, как много отдавал работе в Аврорате, как с полным спокойствием реагировал на редкие, но все еще порой мелькающие косые подозрительные взгляды.
— Я все хотела спросить. — Тихое «мм?» и внимательные серые глаза, с интересом смотрящие на нее. — Почему ты пошел работать в Аврорат?
Негромко выдохнув и вновь скользнув взглядом по сверкающим ангелам, он честно признался, что Гарри во многом повлиял на него. После дополнительного восьмого курса в Хогвартсе, на котором они и начали общаться, Драко чувствовал себя абсолютно потерянным. Он не знал, что произойдет на следующий день, а про карьеру рассуждать было еще сложнее. Гарри же был уверен, что станет аврором.
— Наверное, тогда мне хотелось стать полезным обществу, — задумчиво проговорил Малфой, чуть крепче сжимая стакан. — Я считал, что таким образом смогу исправить то, что сделал ранее.
Гермиону удивила такая честность. Она была готова услышать что угодно, но не открытое признание в том, что Малфой сожалел. Точнее, она знала об этом. Знала, что он изменился. Но его откровенность была чем-то новым. Она слушала его, не перебивая и наблюдая за тем, как порой Драко хмурился.
— Признаться, не совсем уверен, на своем ли я месте, — его губы тронула немного грустная улыбка. — Но точно знаю, что делаю все, что могу.
Чтобы доказать, что в нем не осталось ничего от Пожирателя смерти, кроме метки на левом предплечье. Чтобы заставить общество поверить в то, что люди меняются, что он изменился. Чтобы перестать быть тем, на кого смотрят косо и от кого ждут предательства.
Малфой рассказал, что его родители уехали из Англии, когда он еще не закончил обучение в Хогвартсе. Они виделись редко и раньше, но в последние месяцы после смерти Нарциссы Люциус совсем закрылся в себе. Мэнор пустовал уже четвертый год, и Драко не планировал что-то менять. Ему было вполне комфортно в небольшой, в сравнении с поместьем, квартире.
Там не так сильно ощущалось одиночество.
Они говорили обо всем, а время незаметно текло с бешеной скоростью. Они спорили, перебивали друг друга, а потом улыбались. Когда Малфой сказал, что у него есть кот, Гермиона подумала, что ослышалась. Она не смогла сдержать смех, смотря на показательно оскорбленное лицо Драко.
— И ты мне не веришь? — спросил он, доставая из кармана телефон. Конечно же, она знала, что у него был сотовый, но искреннее удивление все равно по-прежнему давало о себе знать.
Гермиона завороженно листала фотографии, на которых белоснежная кошка с огромными оранжевыми глазами сидела на руках у Драко. Это казалось совершенно несовместимым с образом Малфоя, к которому все уже успели привыкнуть. На снимках он прижимал к себе недовольную кошку, определенно намеревавшуюся сбежать в первый подходящий момент.
А еще он улыбался.
Не так, как делал это вечером того дня, а как-то по-особенному. Так, что от этой улыбки у Гермионы по коже побежали мурашки, хотя та предназначалась вовсе не ей. Кажется, она впервые позавидовала кошке. Какая глупость.
Грейнджер вновь нажала на кнопку и поняла, что снимки с кошкой закончились, а она сейчас, откровенно говоря, разглядывала фотографию свежей татуировки Малфоя, начинающейся на уровне широких плеч и уходящей ниже к пояснице. Черный феникс. Горящие крылья, с которых срывались языки пламени. Гермиона не знала, что у него есть тату. Конечно же, не знала.
Малфой негромко кашлянул и приподнял левую бровь.
— Смотрю, ты впечатлена.
— Я не… Согласна, определенно впечатлена, — покраснев, ответила она, возвращая телефон его владельцу. Не прошло и секунды, как они оба вновь засмеялись.
Лондон светился золотистыми огнями и тонул под белым покрывалом искрящегося снега. Мороз пробирался под плотную ткань пальто и растекался по телу. Глинтвейн уже давно закончился, и Гермиона не отказалась бы от второго. Внутренний голос издевательски напомнил, что совсем недавно она сама почти что мечтала почувствовать холод по-настоящему. Несмотря на целиком и полностью замерзшее тело, Грейнджер не хотелось возвращаться домой. Ей было комфортно рядом с Драко, и если ради этого ощущения приходилось дрожать от холода, то она потерпит это маленькое неудобство. В тот вечер что-то изменилось, но Гермиона не могла понять, что именно. Не могла вспомнить, в какой момент в ее подсознании неизменное «Малфой» сменилось на такое непривычное «Драко».