— Что будет, если я скажу да? — обречённо спросила она, не поднимая головы.
— Признай меня капитаном и по-прежнему будешь с кораблём единым целым, — развёл руками Тич.
Дух тяжело вздохнула, прикрывая глаза и примиряясь с решением. Подняв голову, Жемчужина заговорила:
— Признаю тебя, Эдвард Тич, своим капитаном и даю клятву служить, пока твоя смерть не позволит мне забрать её.
Чёрная Борода растянул губы в зловещей улыбке и дал знак квартирмейстеру.
— Отличный выбор, — сказал он уже в дверях. Мистерия обернулась, с непониманием глядя на всё ещё окружающий её магический круг и путы на руках. — О, потерпи, дорогая, совсем чуть-чуть.
Новый капитан, а за ним колдун скрылись в дыму. Жемчужина всё так же осталась стоять, скорбно взирая на поедаемую огнём каюту. Через какое-то время следы на досках исчезли, с запястий пали неведомые путы. Не успел сорваться с бледных губ расслабленный выдох, как иссиня-чёрные глаза испуганно заблестели.
— Лжец!!! — отчаянно вскричала Жемчужина, глядя, как по рукам разрастаются сигилы. В этом крике звучала злость, обида и боль от грязного предательства.
На пустующей палубе «Мести королевы Анны» колдун проговаривал заклинание, держа на ладони бутылку от рома. «Чёрная Жемчужина» загудела, застонала, обращаясь в туман. Обезьянка Джек, всё это время с перепугу дрожащий на верхушке мачты, скакнул на трос и уже готов был уцепиться лапками за ванты чужого корабля, как перед носом его возникла прозрачная преграда, а мир вокруг стал до ужаса огромным и далёким.
***
Джек Воробей перевесился через леер на полуюте, а затем, вприпрыжку устремляясь на мостик, заорал:
— Надо ещё облегчить! — Мистер Гиббс у открытого грузового люка недоуменно затряс головой и передал приказ на нижние палубы, получая в ответ поток нервной брани и перепалку матросов. Как перепуганный сурикат, Джек крутил головой по сторонам и, чем ближе становились огни погони, тем чаще шипел и кусал губу. Хлопнул залп — предупредительный. Воробей готов был едва ли не в паруса дуть, но, как бы его пиратская душа ни сопротивлялась, понимал, что времени ничтожно мало. Будь у него даже вся команда сплошь из морских волков, им не успеть перенести груз и закинуть якоря, чтобы снять «Жемчужину» с мели. — Безрукие каракатицы! Шевелитесь! Или я вас сброшу за борт вместо балласта! — Звонко загудели тросы по юферсам, спуская шлюпку. Кто-то выпустил конец, лодка тут же перекосилась, механизм застрял. — Да будьте вы прокляты! — взмолился Воробей, припуская к борту. Он отогнал матроса и принялся сам распутывать трос, попутно выкрикивая: — Готовь якоря! Все свободные руки на бак! Неси вёсла! — Кэп взревел и обрушился на возникшего рядом старпома, что назойливо выстукивал его по плечу: — Гиббс! Проклятье на твои бакенбарды, я ска… — Джошами, у которого на лице проступили все оттенки удивления, молча указал в сторону шканцев. Джек резко обернулся, так что его косички на бороде со свистом рассекли воздух.
Вся команда замерла: не выпуская тросов, сжимая вёсла, впиваясь в рычаги кабестана. Жемчужина невесомой походкой вспорхнула из недр корабля. Ветер взбил её смольные локоны, что были чернее самой ночи. Она шла точно по воздуху, словно за её спиной и вправду были крылья. Ступала элегантно и плавно босыми ногами по шершавым доскам. Глаза её были закрыты, но она точно знала путь. Капитан Воробей задрал голову, аж шея хрустнула: небо почти очистилось, луна светила яркая и сочная. Он снова посмотрел на Жемчужину, моргнул и побрёл за ней следом. Хотя на верхней палубе творился переполох, хранительница шла спокойно, обходила каждого моряка, каждую бочку и брошенный трос. Затем в два лёгких прыжка оказалась на планшире и, ступая на носочках, двинулась к носу корабля. Джек по инерции протянул к ней руку, но Жемчужина уверенно продолжала путь — скорее плыла, чем шла. Ей не нужно было видеть. Это был её корабль. Она знала, когда переступить через проход к трапу, когда, легко ухватившись за натянутый стрелой трос, обойти ванты. На полубаке она спрыгнула на палубу, скользя изящными бледными пальцами по снастям и дереву. Джек застрял у лестницы и, как все, ощутил какое-то неуловимое движение. Жемчужина склонила голову и отвела руки назад. Второй предупредительный залп с брига никто не заметил.
Полилась дивная песнь: её не было слышно, она словно бы звучала у каждого внутри. Моряки растерянно переглядывались, молча спрашивая друг у друга, слышит ли ещё кто-то этот голос. Голос мягкий и в то же время сильный. От кормы к носу устремился поток воздуха, но снасти и паруса вели себя не как при лёгком бризе — по натянутым тросам, как по струнам, кто-то провёл невидимой рукой, паруса пригладил и сжал крепче хватку крепёжных деталей. Жемчужина стояла у края палубы, где толстый ствол бушприта нырял в глубину корабля. Так и не разомкнув глаз, она плавно вела руками из-за спины вперёд, едва заметно перебирая пальцами. Джек Воробей оцепенел, как только услышал её песню. Ему одновременно казалось, что он оглохнет, и хотелось, чтобы эта песнь не кончалась никогда и этот голос не утихал. При этом в душе у него творилось что-то странное, клокотало и ворочалось, тянуло тоской и вместе с тем чувствовалась почти ощутимая терпкость воспоминаний, которые он никак не мог вытянуть из памяти.
Menata ni’hire teyana-o
Nuisa tami’hra
Se ya ya sai neyana-o.
Заскрипели тросы, юркими змеями уползая из рук моряков. С тихим дрожанием провернулись реи на мачтах, разворачивая паруса от ветра. Корабль гулко застонал, тревожа отмель, но на борту никто и звука проронить не осмелился, зачарованный пением хранительницы: в те мгновения в душах моряков не было места страху и сомнениям, только непонятному даже им самим благоговению. Они могли не понимать, но чувствовали, что охватившей корабль силе нужно покорно довериться.
Жемчужина вскинула руки, и голос её зазвучал уверенно и мощно:
Minati fa-a’hate naya-o
Lasetta ni’hia
Nurara mi mera noeh!
Её глаза распахнулись, вспыхнули. Она выбросила руки вперёд, и, вторя её движениям, в воздух взмыли два гигантских носовых якоря, помчались, разрезая воздух, как хищные железные птицы, потащили за собой якорные канаты под гул вращающегося брашпиля. Якоря рухнули в воду и устремились на глубину, подчиняясь властным движениям Жемчужины. Она сжала кулаки и рванула на себя невидимые тросы. Корабль резко дёрнулся, пираты попадали. Один за другим сами собой становились паруса, реи проворачивались, загоняя в них ветер. Звонко хлопали и шипели брасы и шпигаты. Фрегат всё больше кренился на правый борт. Якоря тянули его вперёд, брашпиль проворачивался тяжело, вытягивая из воды канаты, а ветер гнал в сторону, на запад. По кораблю пошла частая дрожь. Вдруг разом все паруса свернулись, и тогда «Чёрная Жемчужина», подобно птице воспарила над мелью, над волнами, вырываясь из плена, чтобы через несколько мгновений снова грациозно стать на гребень. Чугунные лапы отпустили выступы рифа, возвращая якоря к кораблю. Жемчужина вскинула руки в стороны, и гигантские полотнища парусов вновь развернулись с триумфальным хлопком. Хранительница, медленно опуская голову, обернулась.