Теперь ты знаешь, что вечная жизнь — это ещё и вечная смерть. Каждый раз возрождаясь с рассветом, ты обязан убивать себя на закате. Слышишь меня? Эй! Я к тебе обращаюсь!..
«Я не понимаю…» — для меня реальность превратилась в непрекращающийся повторяющийся кошмар. Мне хочется разорвать этот нескончаемый закатно-рассветный круговорот.
Но сил уже нет…
— Успокойтесь Мариночка. Врачи сделали, что могли. Теперь всё зависит от самого́ человека. Захочет жить — выкарабкается, — немного искажённый мужской голос ворвался в мою реальность. Он доносился по ту сторону окна, сливаясь с шорохом слепого дождя.
— Это всё стресс и переутомление. Паранойя с преследованием. Кошмары… Я советовала ему не бежать от проблем, а встретить их лицом к лицу, — за окном дрожал от слёз голос Маринки. А может, это дождь его так искажал? Нет, хрипловатые нотки подсказывают, что она уже давно надрывается плачем. Как странно. Я слышу Маринку снаружи и одновременно внутри моей квартиры. Здесь, на кухне, она привычно щебечет, стремительно уничтожая запасы семечек.
«Нервничает? Беспокоится обо мне?» — меня накрывает чувством вины. Я задыхаюсь в нём.
— Расстройство сна, то есть бессонница, когда началась? Я имею в виду… — любопытствовал незнакомый мужчина за окном. Дождь усилился, и его шелест украл окончания фразы.
— Не знаю. Мы последний раз виделись… Последний…
Слепой дождик обернулся настоящим ливнем. Теперь мне ничего не расслышать за его шумом.
— Эй! Ты меня слышишь? — встревоженная Маринка замахала рукой перед самым носом. Хрустнула тыквенная семечка. Белая шелуха упала на стол. Пальчики с аккуратным маникюром коснулись пухлых губ, отправляя в рот зеленоватое ядрышко.
Всё, как и раньше…
Хочу спать…
***
— Как запах свободы? — Маринка, прикрыв глаза, шумно вдохнула воздух.
— Говоришь так, будто не из больницы выписали, а из тюрьмы выпустили, — мне бы рассмеяться, да только не смешно.
— График посещения мозгоправа, — она протянула руку. — Ну? Давай-давай! Будем вместе ходить, реа-би-ли-ти-ровать тебя!
Маринка старательно играла роль заботливой подруги. Меня начали напрягать не сходящая с её лица улыбка и голосок, звенящий от натужной радости. Если бы она только видела свой взгляд. В нём отчётливо читался страх.
— Пошли к метро? Вот, держи. Твои любимые, тыквенные, — Маринка достала вскрытый уже ополовиненный пакетик с семечками. — Кстати, я про них статью в интернете прочла. Если у человека проблемы со сном, кошмары мучают или просто бессонница, то нужно взять двадцать миндальных орехов и горсть очищенных семян тыквы. Не жаренных! Это важно! Залить всё кипятком и пить отвар перед сном по столовой ложке. Если нет миндаля, то вместо него можно взять лимон. Только тогда обязательно с сахаром.
Вечно горячие руки подруги сейчас показались мне жутко холодными, как у покойницы. Словно у неё от страха кровь застыла в жилах. При этом Маринка не переставала болтать, перескакивая с одной темы на другую. От её трескотни разболелась голова. Но остановить несущийся поток бесполезной информации у меня не получилось. Почему? Да потому, что как только подруга делала паузу, то страх в её глазах становился заметнее. И мне от него становилось совсем не по себе.
Как только вошли ко мне домой, то сразу оказались на кухне. Засохшая лужа крови на полу, рядом валяется стул, на столе гора тыквенной шелухи и пустая пиала с зеленоватыми крошками на дне.
— Марин, я… — слова застряли в горле.
Подруга сидела за столом и лузгала семечки. Она их брала из пустой пиалы и чистила, отправляя в рот одно зелёное ядрышко за другим. Гора шелухи стремительно росла, захватывая всё бо́льшую часть кухонного стола.
Перепуганными птицами вспорхнули мысли. Кружась в странном вихре, они точно выкрикивали «аллергия». В самом деле, у Маринки была аллергия на тыкву. Значит, подруга никак не могла…
Ну что стоишь? Твоя вина́, что девушка мертва. Вспоминай. Подтолкнуть?