Значит, защищаться придётся самой.
Иначе Сяо Вэй умрёт.
Она сжала пальцы в кулаки, чувствуя, как дрожь от ужаса медленно, но верно сменяется холодной, стальной решимостью. Она смотрела в тёмное зеркало, где её отражение бледнело в сумерках, и в её глазах, обычно таких ясных, теперь горел снова знакомый огонь — огонь воли к выживанию.
Тень от гибели Цуй Хуа и тяжёлое предчувствие, навеянное видением, висели в покоях Тан Лань густым, нерассеивающимся туманом. После Сяо Вэй, погасившая лишние свечи, комната погрузилась в полумрак, нарушаемый лишь трепетным пламенем одной-единственной свечи. Воздух был наполнен ароматом сандала и тишиной, столь громкой, что в ушах стоял звон.
Тан Лань медленно опустилась на пол, скрестив ноги в классической позе лотоса. Поза далась ей нелегко — мышцы ныли от непривычного напряжения, спина требовала опоры. Но она игнорировала дискомфорт, закрывая глаза и погружаясь в себя с решимостью утопающего, хватающегося за соломинку.
Её дыхание сначала было неровным, сбитым тревожными мыслями, которые метались в голове, как пойманные в клетку птицы: «Шэнь Юй… Императрица… Цуй Хуа… Сяо Вэй… Удар клинка…» Она силой воли отгоняла их, сосредотачиваясь на ритме: вдох — тишина — выдох. Вдох — тишина — выдох.
Внутри была пустота. Холодная, безжизненная пустота, которую она привыкла считать своим морем ци. Теперь же это море казалось мелкой, почти пересохшей лужей. Она пыталась ощутить энергию, ту самую, что когда-то, в её прошлой жизни, описывали в книгах как тёплый, золотистый поток. Но здесь она была слабой, тонкой, рассеянной и… чужой. Она не слушалась, как дикий мустанг, не признающий хозяина.
Тан Лань мысленно сжала зубы. Она представляла, как крошечные, почти неощутимые искорки света собираются в глубине её даньтянь, внизу живота. Это было похоже на попытку собрать ртуть пальцами — она ускользала, распадалась на ещё более мелкие частицы.
Медленно, с невероятным усилием, словно ворочая каменную глыбу, она попыталась сдвинуть это слабое мерцание, поднять его по воображаемому каналу вверх, к груди. Каждый цунь продвижения давался ценой головной боли и проступающего на лбу холодного пота. Энергия сопротивлялась, извивалась, пыталась вернуться в привычное, рассеянное состояние.
Она чувствовала, как её тело дрожит от напряжения. В груди возникло странное чувство — не боли, а сильного давления, словно она пыталась вместить океан в хрустальный кубок, который вот-вот треснет. Собранная ци была ничтожна, жалкая капля в море её отчаяния. Она едва ли могла бы согреть ладони, не то что сформировать настоящее бессмертное ядро, способное на удар.
Но она не останавливалась. Вдох — выдох. Собирать. Сжимать. Поднимать. Её лицо исказила гримаса крайнего сосредоточения. Это было мучительно тяжело. Бесполезно? Почти что. Но сдаться — значило обречь на смерть ещё кого-то. И она продолжала, капля за каплей, выжимая из себя эту чуждую, непокорную силу, пытаясь вдохнуть в неё хоть крупицу своей воли.
Тан Лань медленно поднялась с пола. Медитация в неподвижности не приносила нужного результата — ци оставалась вязкой, ленивой и непослушной. Нужно было движение. Она вспомнила обрывки знаний из прошлой жизни, смутные образы плавных, текучих практик.
Она встала в начальную стойку, ступни на ширине плеч, колени слегка согнуты. Руки свободно опущены вдоль тела. Глаза полуприкрыты. Это была попытка укорениться, почувствовать связь с землёй через холодный паркет, представить, что от её стоп вглубь уходят прочные корни.
Движение началось с дыхания. Медленный, глубокий вдох. Её руки, будто подхваченные невидимой волной, начали плавно подниматься перед собой ладонями вверх — как бы принимая что-то с небес. Она чувствовала, как с этим движением крошечная, едва уловимая искорка тепла в нижнем даньтянь шевельнулась, лениво потянувшись вверх вдоль позвоночника.
На пике вдоха, когда руки достигли уровня груди, она на мгновение замерла, пытаясь сконцентрировать это слабое тепло в центре ладоней. Оно было призрачным, больше похожим на воспоминание о тепле, чем на само тепло.
Затем — медленный, протяжный выдох. Руки так же плавно развернулись ладонями вниз и начали опускаться, как бы утаптывая, уплотняя воздух перед собой. И вместе с этим движением она мысленно направляла собранную, сжатую энергию вниз, обратно в низ живота, пытаясь уплотнить её, сделать более осязаемой.
Она повторяла это снова и снова. «Поднять Небо». «Поддержать Луну». Простые, базовые формы цигуна. Её тело двигалось с непривычной грацией, порой сбивалось, но она ловила ритм вновь.