Уголки губ императрицы были неестественно поджаты, будто она с огромным усилием выдавила улыбку — не торжествующую, а скорее… яростную. А в её обычно холодных, вычисляющих глазах пылала настоящая, ничем не прикрытая злоба. Её пальцы, скрытые широкими рукавами, с такой силой впились в подлокотники трона, что костяшки побелели.
Этот брак… Этот брак был не её рук дело. Он расходился с её планами. Возможно, она сама готовила для Тан Лань иную участь — более унизительную, более контролируемую, но определённо не союз с влиятельным и независимым генералом, который мог бы предоставить неудобной падчерице хоть какую-то защиту и статус.
На Тан Лань нахлынула странная, почти сюрреалистичная волна понимания. Теперь мы с ней… в одной лодке.
Мысль была настолько чудовищной, что у неё перехватило дыхание. Два заклятых врага, ядовитая змея и её жертва, внезапно оказались по одну сторону баррикады, против общей угрозы — воли императора и интриг кланов. Ненависть никуда не делась. Она была всё та же, острая и старая. Но теперь её оттеняло жгучее, общее нежелание не допустить этот брак.
Взгляд Тан Лань и императрицы встретился на мгновение — недолгое, молниеносное пересечение двух вселенных, полных взаимной ненависти. Но в этот миг в нём промелькнуло нечто большее, чем привычная вражда. Мгновенное, безмолвное, шокированное признание: «И ты против?»
И так же быстро они отвели глаза, каждая в своё одиночество и свои стремительные, лихорадочные расчёты. Враги остались врагами. Но игра внезапно изменилась, и доска перевернулась. Теперь предстояло думать не только о том, как выжить самой, но и можно ли использовать этого неожиданного, крайне ненадёжного и опасного «союзника».
Тяжёлые резные двери тронного зала закрылись за Тан Лань, но гнетущая атмосфера дворца не отпускала. Три сестры вышли в приёмную галерею, и каждая несла на своём лице немую хронику только что произошедшего.
Сяофэн была полностью раздавлена. Её плечи ссутулились, а взгляд, обычно полный ядовитого блеска, теперь был пустым и потухшим. Помолвку с Шань Юем так и не объявили, и её мечты рассыпались в прах, оставив после лишь горький осадок унижения.
Мэйлинь же, напротив, цвела и пахла. Она шла лёгкой, пружинящей походкой, и её невообразимая, почти неестественная красота в этот миг казалась особенно отвратительной. На её идеальных губах играла едва уловимая, но язвительная улыбка.
— Сестрица, — её голосок прозвучал сладко и мелодично, как звон хрустального колокольчика, но каждый звук был отточен, как лезвие. — Какая неожиданная участь. Выйти замуж за того, кого не хочется… Вот же ж незадача. Особенно для такой нежной и избалованной особы, как ты.
Тан Лань, до этого шагавшая с каменным лицом, замедлила ход. Она остановилась и медленно повернулась к младшей сестре. В её глазах, ещё секунду назад пустых от шока, вспыхнул холодный, стальной огонь.
— Отчего же не желанный, милая Мэйлинь? — её голос прозвучал на удивление ровно и даже слегка задумчиво. — Клан Цзян… очень влиятелен. Один из самых могущественных в империи после моего собственного. А объединив наши силы… — она сделала искусную паузу, глядя, как в глазах сестры мелькает сначала недоумение, а затем — первые ростки тревоги, — наша власть станет поистине безграничной.
Она сделала лёгкий, изящный шаг вперёд, понизив голос до интимного, смертельно опасного шёпота.
— И представь… если я рожу ему сына… наследника, в чьих жилах будет течь кровь двух величайших домов… — Тан Лань наклонилась ещё ближе, и её улыбка стала ледяной и безжалостной. — Боюсь, тебе, моя дорогая, придётся снять свою корону наследной принцессы и принести её в зубах, с поджатыми лапками, к колыбели молодого принца. Как преданная служанка. Не правда ли, трогательная картина?
Эффект был мгновенным. Вся кровь отхлынула с идеально напудренного лица Мэйлинь, сменяясь мертвенной бледностью. Её глаза расширились от животной ярости и страха. Она не нашлась что ответить, лишь беззвучно пошевелила губами.
Не дожидаясь ответа, Тан Лань развернулась и пошла прочь, её спину выпрямила невидимая стальная осанка. Она не оборачивалась, но буквально кожей чувствовала тот шквал немой, бессильной ненависти, что исходил от обеих сестёр. Это был яд, но сейчас он был для неё словно бодрящий эликсир. Она шла, гордо подняв голову, оставляя за собой гнев и разбитые надежды, и впервые за этот день чувствуя не беспомощность, а страстное желание всех переиграть.
Глава 47