Тан Лань наблюдала за его немой паникой с лёгкой, холодной, почти что хищной улыбкой. Она не просто вернула себе власть в этом споре. Она продемонстрировал её всем — и ему, и своим стражам, и невидимым слухам, которые уже ползут по дворцу. Беззащитная пустышка исчезла. Её место заняла расчётливая, умная и чрезвычайно опасная противница. Игра действительно изменилась.
Линь Цзян попытался что-то вымолвить, найти хоть какую-то лазейку, хоть тень оправдания, но слова, как комки грязи, застревали у него в горле, не в силах преодолеть парализующий страх. И в этот момент Тан Лань подошла к нему вплотную. Так близко, что он почувствовал исходящий от неё неестественный холод, словно от глыбы льда, и увидел её глаза вблизи.
Обычно тёмные, почти чёрные, как ночное небо, они сейчас были цвета бледного, арктического льда. И в их мерцающих глубинах на мгновение мелькнула такая древняя, бездонная мощь, такая нечеловеческая воля, что у него перехватило дыхание и сердце на мгновение замерло. Он узнал эти глаза. Не понаслышке. Его собственная старшая сестра, великая героиня, сражавшаяся бок о бок с первым императором Тан против демонов клана Цан, обладала таким же даром — её глаза меняли цвет, когда она призывала свою легендарную силу, унаследованную от предков. Он всегда считал, что Тан Лань — простая, избалованная и слабая девица, не удостоившаяся этого наследия. Он ошибался. Катастрофически ошибался.
— Господин Линь Цзян, — её шёпот был тихим, едва слышным, но таким же ледяным и острым, как её взгляд. Он резал слух. — Я устала. Устала от того, что клан Тан видит во мне лишь пешку. И от того, что ваш клан делает то же самое. Выбирайте. Сейчас. Или вы на моей стороне, или я растопчу и вас, и всю семью Тан, чтобы проложить себе дорогу. Мне уже всё равно.
Линь Цзян стоял, полностью парализованный животным страхом и жутким осознанием. Он видел в её глазах не блеф, не истерику. Он видел холодный, безжалостный приговор. И он понял — перед ним не неудачливая вдова. Перед ним — пробудившаяся наследница легендарной силы, о которой в клане ходили лишь предания.
Он медленно, почти обречённо, как подкошенный, опустился на колени. Ледяная влага тут же просочилась сквозь дорогую ткань его штанов. Голос его дрожал и срывался:
— Дворцовая стража… и клан Линь… сейчас в полном подчинении императрицы и… Тан Мэйлинь.
Понятно, — мысленно, беззвучно прошептала Тан Лань. В её голове промелькнул образ той, прежней Тан Лань — одинокой, отвергнутой всеми, затравленной собственными родственниками. Бедная дура. Тебя предали все. И твоя так называемая семья, и семья твоей матери. Жалость к той, чьё тело она занимала, смешалась с холодной, всепоглощающей яростью.
— Измена, значит? — её голос прозвучал громче, обретая металлический, звенящий оттенок, который заставил Лу Синя насторожиться.
Линь Цзян, всё ещё стоя на коленях, вдруг резко, почти судорожно, покачал головой. Древний инстинкт самосохранения и мгновенное, безоговорочное признание её пробудившейся силы пересилили всё — страх перед императрицей, амбиции, гордость.
— Нет, ваше высочество! Нет! — он почти выкрикнул это, его тело согнулось в низком, почтительном поклоне, и он ударил лбом о замёрзшую землю. — Клан Линь… мы одумались! Мы будем всегда на вашей стороне! Клан Линь принадлежит вам! Я клянусь!
Тан Лань смотрела на его сгорбенную спину несколько долгих секунд, безмолвно оценивая. Понял ли он наконец свою роль? Было ли это искренним раскаянием или лишь трусливой попыткой спасти шкуру? В данный момент её это не волновало. Ей нужен был результат. Послушание.
— Свободны, — бросила она коротко, повелительно, словно отдавая приказ слуге.
Линь Цзян поднялся, не смея поднять на неё глаз, его лицо было серым от пережитого ужаса. Он, пятясь, почти бегом покинул сад, его дорогие одежды волочились по снегу, оставляя за собой шлейф страха, смятения и безоговорочного признания нового порядка. Тишина, воцарившаяся после его бегства, была оглушительной.
Как только фигура Линь Цзяна скрылась за вратами сада, с Тан Лань будто сняли тяжёлые, невидимые доспехи. Вся её царственная осанка, стальная воля и ледяная мощь испарились в одно мгновение. Она выдохнула с таким облегчением, что её плечи заметно опустились.
А затем… она внезапно подпрыгнула на месте, словно пружинка, и издала сдавленный, но полный восторга победный возглас: «У-у-ух!» Не обращая внимания на изумлённые взгляды стражей, она принялась вытанцовывать какие-то забавные, совершенно нелепые па, размахивая руками и притоптывая ногами по снегу. Она кружилась на месте, запрокинув голову, подставляя лицо падающим снежинкам, словно обезумевшая от счастья бабочка.