Сяо Вэй аж подпрыгнула от ужаса, её глаза стали круглыми, как блюдечки.
— Как у… деревенских девок? Нараспашку? Да вас же осудят! Придворные дамы будут шептаться!
— Свободные девушки, Сяо Вэй, — поправила её Тан Лань с лёгкой усмешкой, — сами себя в оковы не загоняют. И чужим мнением о своих волосах не интересуются.
Она лукаво подмигнула бровями своей перепуганной служанке, и в этом жесте была не только шалость, но и вызов. Вызов всем тем неписаным правилам, что душили её всё это время. Встреча с сестрой требовала новой тактики. Тактики неожиданной простоты и лёгкости, за которой можно было бы скрыть стальную хватку.
Теперь, с пробудившимся ядром ци и обострившимся восприятием, взгляд Тан Лань на сводных сестёр был иным. Она видела не просто соперниц или назойливых мух, а живые сгустки энергии, окутанные сложными узорами судьбы.
Средняя сестра, Тан Сяофэн.
Раньше она вызывала лишь раздражение — эта вечная жертва с дрожащим подбородком, цепляющаяся за рукав Шэнь Юя. Теперь же Тан Лань ощущала не неприязнь, а щемящую, почти болезненную жалость. Она видела в ней не соперницу, а такую же, если не большую, жертву жестоких игр этого дворца. Только беззащитную вдвойне — у неё не было за спиной могущественного клана Линьюэ, который хоть как-то, но прикрывал саму Тан Лань. Её, вероятно, травили и унижали ещё больше, делая козлом отпущения для всех. Становилось понятно, почему она так отчаянно вцепилась в Шэнь Юя — он был её единственным щитом, крошечным островком безопасности в океане придворной жестокости. Её ци была слабой, робкой, словно испуганный зверёк, и от этого зрелища на душе становилось горько.
Младшая сестра, Тан Мэйлинь.
А вот это был совершенно отдельный, тревожный кадр. Вокруг младшей сестры, этой резвой, ядовитой змейки, Тан Лань отчётливо чувствовала присутствие тёмной, чужеродной ци. Она была мелкой, пока ещё неразвитой, словно семя ядовитого растения, но она определённо была не её. И это ци было до боли знакомо Тан Лань. Во время своей прошлой жизни она сталкивалась с подобным. Была там одина девочка, двоедушник, с коварной вешницей* за пазухой. Сначала девчонке было весело — новые способности, сила. А потом веселье кончилось. Дух начал постепенно отбирать контроль над телом, вытесняя её собственную волю. Тогда пришлось долго и упорно изгонять непрошеных гостей, чуть не отправив на тот свет и самого носителя. Интересно, кто-то их в неё специально подселил? Или это случайное совпадение, роковая находка какого-нибудь древнего артефакта? Хотя, зная методы Императрицы и её любовь к изощрённым выходкам… Скорее всего, это была далеко не случайность. Кто-то умело культивировал в девочке эту тьму, превращая её в идеальное орудие.
Тан Лань сидела за чайным столиком, подперев одной рукой подбородок, а другой бессознательно постукивая ложечкой по фарфоровой чашке. Её взгляд, скользя по сестрам, был отстранённым и аналитическим, как у учёного, изучающего редкие, но опасные экспонаты. В этой новой перспективе семейная склока обретала совершенно иное, куда более мрачное измерение. Она наблюдала не просто за интригами, а за тремя трагедиями, разворачивающимися в реальном времени. И ей предстояло решить, какую роль сыграть в каждой из них.
«Чаепитие сестёр» перед свадьбой Сяофэн было зрелищем настолько фальшивым и напряжённым, что воздух в изящном, украшенном резьбой павильоне казался густым, как сироп, от невысказанных угроз и застарелой, пропитавшей стены вражды. Ароматный цветочный чай, который должна была разливать невеста, отдавал на языке горечью предчувствия, а изысканные, словно фарфоровые безделушки, пирожные лежали на тарелках нетронутыми, будто отравленные самим намерением каждого присутствующего.
Кому нужна эта жалкая клоунада? — проносилась мысль в голове Тан Лань, в то время как её взгляд скользил по Мэйлинь, томно поправляющей рукав своего платья с преувеличенной небрежностью. Просто дань устаревшим, бессмысленным правилам? Никто здесь не хочет находиться. Каждая из нас играет роль, написанную для нас кем-то другим.
Сяофэн сидела, сгорбившись, словно пытаясь втянуть голову в плечи и стать как можно меньше, невидимее. Её напряжение исходило не от предсвадебного волнения или стеснения. Оно было острым, животным. Она чувствовала на себе тяжёлый, неотрывный взгляд Лу Синя, который, подобно каменной глыбе, стоял за спиной Тан Лань. Его глаза, скрытые в тени шлема, буравили её с такой интенсивностью, что ей казалось, будто на её коже остаются физические следы. Этот взгляд безжалостно напоминал ей о том ночном визите, о данных ею под давлением обещаниях, о том, что её тайна раскрыта. Она боязливо, краем глаза, покосилась на серебряный чайник, на фарфоровые чашки — нет, сегодня яда там не было. Она понимала, что даже малейшая попытка будет немедленно раскрыта и повлечёт за собой немедленную расправу. С отчаянием, почти незаметно, она покачала головой и опустила глаза в пол, сжимая до белизны костяшек свои тонкие, дрожащие пальцы на коленях.