Наступила оглушительная, давящая тишина, нарушаемая лишь тяжёлым, хриплым дыханием солдат и металлическим лязгом их движения.
Императрица же оставалась сидеть на своём троне неподвижно. И на её устах застыла странная, откровенно довольная, почти триумфальная улыбка. Она наблюдала. Мэйлинь, в своём ослепительном наряде, вскочила на ноги, и её глаза горели диким, жадным, ненасытным блеском. Она смотрела на происходящее не со страхом, а с восторгом хищницы, видящей, как срабатывает её капкан.
Начало захвата было бесшумным и стремительным. Солдаты, не говоря ни слова, стали расходиться по периметру зала, оттесняя испуганных гостей к стенам, оцепив тронное возвышение. Клинок алебарды лег на плечо ошеломлённого Шэнь Юя, а дрожащую Сяофэн грубо оттолкнули назад. Власть в зале сменилась в одно мгновение, без единого выстрела, под аккомпанемент всеобщего ужаса.
Стражи, не произнося ни единого слова, начали действовать с пугающей, отлаженной синхронностью. Они не атаковали, не убивали — они методично, как машина, стали окружать гостей. Тяжёлые, стальные клинки были направлены не для удара, а для устрашения, создавая смертоносный частокол. Они сжимали кольцо, безжалостно оттесняя перепуганных, мечущихся чиновников, дам и генералов от стен к центру зала. Крики ужаса, возмущённые возгласы и мольбы тонули в грозном металлическом лязге и тяжёлом дыхании солдат. Никто не смел оказать реального сопротивления — одно неверное движение, и острый край мог впиться в плоть.
Сяо Вэй отчаянно вскрикнула и инстинктивно, как ребёнок, прижалась к Тан Лань, её худенькое тело дрожало, как осиновый лист на ветру.
Тан Лань не двигалась. Она сидела, вцепившись в подлокотники, её взгляд был прикован к императрице с такой интенсивностью, что, казалось, мог прожечь дыру в шёлковом занавесе. Её худшие опасения подтвердились с пугающей точностью. Это был не просто сбой в церемонии. Это был переворот. Или его тщательно спланированная инсценировка. И всё это цинично происходило под благовидным предлогом «обеспечения безопасности» императора.
В этот момент глава стражи, высокий офицер с лицом, высеченным из гранита и лишённым всяких эмоций, шагнул вперёд. Его голос, громкий и металлический, прокатился по залу, заглушая последние всхлипы:
— Во дворце обнаружен гнусный заговор против его величества императора! — провозгласил он, и каждое слово падало, как молот. — По приказу её величества императрицы и наследной принцессы Тан Мэйлинь, все присутствующие находятся под арестом до полного выяснения обстоятельств! Предатели будут найдены и сурово наказаны по всей строгости закона!
Его слова повисли в наэлектризованном воздухе, тяжёлые, гулкие и абсолютно бессмысленные. «Заговор»? Это была откровенная ложь, ширма. Ловушка, в которую угодили все, от самого императора до последнего мелкого чиновника. И те, кто её расставил, теперь с холодными улыбками наблюдали за всеобщей паникой, которую сами же и спровоцировали.
Наступила мертвая тишина, нарушаемая лишь предсмертными хрипами императора. И в этой звенящей пустоте раздался голос Императрицы. Чистый, холодный, отточенный, как лезвие, он резал воздух, не оставляя места для сомнений или возражений.
Она не вскочила с места, не засуетилась. Напротив, её поза стала ещё более величавой, когда она медленно поднялась со своего трона. Её лицо было бледным, но не от страха, а от сосредоточенной, ледяной решимости. В её глазах не было и тени горя или паники — лишь холодный, безжалостный расчёт.
— Его Величество пал жертвой гнусного заговора! — её голос, усиленный навыком владения ци, прокатился по залу, достигая самого дальнего угла. В нём не было дрожи, только стальная власть. — Яд… Поданный рукой предателя здесь, на наших глазах, во время священного ритуала!
Она сделала паузу, её взгляд скользнул по искажённым ужасом лицам придворных, будто выискивая виновных.
— В этот час величайшей скорби и смертельной опасности для династии, — продолжала она, возвышая голос, — я, как мать нации и верная супруга, обязана принять на себя бремя власти, чтобы спасти империю от хаоса! Отныне и до момента раскрытия всех нитей заговора и поимки убийц, в столице и во всём дворце вводится военное положение!
Эти слова повисли в воздухе, тяжёлые и необратимые.
— Вся власть переходит к Верховному командованию императорской гвардии, — она кивком головы указала на того самого офицера с каменным лицом, который возглавлял стражу. — Все приказы отныне исходят только от меня и подтверждаются печатью регента! Комендантский час наступает с заходом солнца. Любое неповиновение будет караться на месте как государственная измена!