— Я знаю достаточно, ваше величество, — её ответ был тихим, но каждый слог отчеканивался с убийственной чёткостью. — А ещё я знаю, что моего отца, императора, убили не аконитом. Его поразило проклятие Гу.
Слова «проклятие Гу» прозвучали, как удар гонга. Среди придворных пронёсся испуганный шёпот. Это было уже не просто обвинение в отравлении; это было вторжение в область тёмных искусств, магии, чего-то неподконтрольного и пугающего.
Императрица с такой ненавистью посмотрела на падчерицу, что казалось, её глаза вот-вот вылезут из орбит. Жилы на её шее надулись.
— С чего такая уверенность⁈ — прошипела она, и в её голосе зазвучала опасная, хищная нота. — Может, ты сама помогала колдовать? Схватить и её! Немедленно!
Стража, уже опьянённая ощущением власти, рванулась вперёд, чтобы выполнить приказ. Но в этот самый момент глава клана Линьюэ, Линь Цзян, до сих пор наблюдавший молча, резко взмахнул рукой. Его движение было отточенным, властным, привыкшим командовать.
— Стоять! — его голос, низкий и полный неоспоримой власти, громыхнул под сводами зала, заглушая всё. — Никто не тронет первородную принцессу Тан Лань! Клан Линьюэ выступает против этого беззакония!
На мгновение в зале воцарилась полная, оглушительная неразбериха. Стражи императрицы, уже протянувшие руки к Тан Лань, замерли в нерешительности, ошеломлённые таким открытым неповиновением. Но тут же, словно из-под земли, выступили вперёд другие воины — их доспехи украшали гербы клана Линьюэ. Они перегруппировались с молниеносной скоростью, встав плотной стеной между Тан Лань и солдатами императрицы.
Звон стали прозвучал с новой силой. Мечи, которые лишь мгновение назад были направлены на безоружных чиновников, теперь с угрожающим лязгом были нацелены друг на друга. Церемониальный зал мгновенно превратился в поле боя, где две вооружённые фракции стояли на грани братоубийственной резни. Воздух снова наэлектризовался, но на этот раз — запахом настоящей, неминуемой крови. И в центре этого шторма, за стеной верных ей воинов, сидела Тан Лань, чьё одно-единственное заявление раскололо дворец на два враждующих лагеря.
— Линь Цзян! — прошипела Императрица, и её голос был похож на скрежет камня по стеклу. В нём звучала не просто злость, а ярость преданного союзника, ярость, переходящая в лютую ненависть. Её пальцы впились в подлокотники трона так, что тонкая резьба затрещала.
Но глава клана Линьюэ не дрогнул. Он стоял, выпрямившись во весь рост, его суровое лицо было обращено не к ней, а к его воинам, чьи мечи были нацелены на бывших товарищей по оружию. Он принял решение. Молниеносная демонстрация силы и хладнокровия Тан Лань во время их разговора в саду, её леденящая уверенность сейчас — всё это перевесило старые договорённости и посулы Императрицы. Клан Линьюэ не мог идти против Тан Лань. Это было бы самоубийством чести.
Он не удостоил Императрицу ответом. Его молчание было красноречивее любых слов. Оно означало: «Договор расторгнут».
Императрица, видя его непоколебимость, зло хмыкнула. Звук был коротким, резким и полным самого чёрного презрения. Её идеально выстроенный план, где Тан Сяофэн была козлом отпущения, а клан Линьюэ — молотом в её руках, летел под откос с оглушительным треском. Всё пошло не так из-за этой проклятой Тан Лань и её внезапной поддержки со стороны предателя Линь Цзяна.
Но её глаза, горящие лихорадочным блеском, выдавали, что она ещё не сдалась. Не получилось перехитрить — получится напугать. Не получится действовать чужими руками — придётся пустить в ход свои козыри, те, что она приберегала на самый крайний случай. Её рука медленно скользнула в складки её роскошного платья, нащупывая скрытый карман. На её губах появилась тонкая, опасная улыбка. Если нельзя править через интриги, она будет править через чистый, животный ужас. И у неё были средства, чтобы этот ужас посеять.
Императрица, видя, как её власть тает на глазах, а идеальный план обращается в прах, больше не могла сдерживаться. Ярость, жгучая и всепоглощающая, как пламя, пожирала её изнутри. Её лицо исказилось гримасой, не оставляющей и следа от прежнего величия. Она больше не была правительницей — она была фурией, готовой сжечь всё дотла.
— Хватит! — её крик прозвучал не как человеческий голос, а как скрежет разрываемого металла. Она вскинула руки, и из скрытого кармана в её одежде она выдернула не веер и не платок, а небольшой, чёрный, испещрённый алыми рунами колокольчик. Он выглядел древним и зловещим.
— Вы думаете, что можете бросить вызов мне? — она прошипела, и её глаза закатились, обнажив белки. — Вы думаете, что сила заключается в мечах и преданности? Я покажу вам истинную мощь!