Тан Лань остановилась как вкопанная. Она медленно перевела взгляд с прыгающей Мэйлинь на бледное, испуганное лицо Сяофэн. В её глазах читался безмолвный, но красноречивый возглас: «Не надо…»
Сяофэн ответила ей целым спектаклем мимики. Она широко раскрыла глаза, полные ужаса, затем закатила их, изобразив предчувствие неминуемой катастрофы. Она сложила ладони в немой мольбе и яростно замотала головой, всем своим существом умоляя: «Нет, нет, нет, только не это! Это же Мэйлинь!»
Тан Лань вздохнула так глубоко, что, казалось, выдохнула всю душу. Она положила руку на плечо Сяофэн, взгляд её был полон стоического принятия неизбежного. Она молча кивнула в сторону клетки, и в этом кивке было всё: «Придётся. У нас нет выбора.»
Сяофэн сжала губы в тонкую ниточку, её плечи безнадёжно поникли. Она смерила прыгающую Мэйлинь взглядом, полным такого предвкушения хаоса, что было почти комично.
В полнейшей тишине, нарушаемой лишь храпом за дверью и притоптываниями Мэйлинь, Тан Лань с видом обречённого палача поднесла ключ к замку её клетки. Мэйлинь, наконец замершая в ожидании, сияла так, будто её не выпускали из тюрьмы, а объявляли императрицей. Скрип открывающейся двери прозвучал для них как начало самого непредсказуемого и, без сомнения, самого дурацкого побега в истории империи.
Три тени, больше похожие на призраков, чем на принцесс, выскользнули из темницы в узкий, тускло освещенный факелами коридор. Прямо перед ними, прислонившись к стене, сидел тот самый стражник. Его шлем съехал набок, рот был распахнут, а из груди вырывался мерный, громоподобный храп. Казалось, он один мог обеспечить акустику для целого оперного театра.
Движение было похоже на ритуальный танец с саблями. Тан Лань, возглавлявшая шествие, шла на цыпочках, затаив дыхание. Но изящные шелковые одежды, созданные для дворцовых паркетов, оказались предательски неподходящими для побега. Длинный подол её платья цепко ухватился за ножку каменной скамьи.
— Чёрт побер… — начало срываться с её губ шёпотом, но она не успела договорить.
Сяофэн, следовавшая за ней вплотную, среагировала с быстротой мангуста. Она вцепилась в Лань, а своей второй рукой с такой силой прикрыла ей рот, что та чуть не подавилась. Лицо Сяофэн было искажено немым, но невероятно выразительным негодованием. Её глаза вытаращились, а ноздри на её характерном, чуть крупноватом носу раздулись так, что, казалось, вот-вот начнут втягивать воздух со свистом, как кузнечные мехи. Всё её существо кричало: «ТЫ С УМА СОШЛА⁈ ОН ЖЕ ПРОСНЁТСЯ! МЫ УМРЁМ!»
И словно в подтверждение её страхов, стражник издал особенно громкий, клокочущий храп, похожий на звук умирающего бегемота. Сёстры замерли, превратившись в соляные столбы. Но воин лишь почесал нос, глубже ушёл в свой сладкий сон и продолжил храпеть.
Лань, освободившись от ладони сестры, с немым укором посмотрела на неё, а затем поднесла палец к губам в универсальном жесте: «Тише. Молчу. Всё поняла». Её взгляд был полон решимости, смешанной с досадой.
Дальнейшее их продвижение стало ещё осторожнее. Тан Лань, наученная горьким опытом, с отчаянной грацией подобрала полы своего роскошного платья, обнажив щиколотки в изящных туфельках. Она шла, высоко поднимая ноги, как цапля, идущая по болоту.
Это зрелище заставило Мэйлинь, замыкавшую процессию, остановиться как вкопанную. Её глаза округлились до размеров блюдец, а челюсть отвисла. В её мире, где каждое движение было регламентировано церемониалом, поднять подол платья выше лодыжки на людях (пусть даже единственный «зритель» храпел) считалось неслыханным, вульгарным нарушением приличий. На её лице читалось немое, шокированное: «Императорская дочь! Показывает ноги! Да мы уже опозорены больше, чем если бы нас просто казнили!»
Но выбирать не приходилось. Три принцессы, представляющие собой идеальную картину абсурда — одна с подоткнутым платьем, вторая с раздувающимися ноздрями от страха, третья в состоянии культурного шока, — продолжили свой немой путь к свободе, оставляя за спиной лишь эхо богатырского храпа.
Глава 78
Путь их лежал через лабиринт служебных коридоров, куда редко ступала нога знати. Воздух здесь пах уже не сыростью тюрьмы, а старой пылью, тлением запасов и чем-то кисловатым — явными следами дворцовой кухни где-то поблизости. Они двигались, прижимаясь к стенам, словно тени, а их шествие по-прежнему напоминало странный ритуальный танец.