Тан Мэйлинь (Ся Янь) с жадностью впилась в свою долю.
— Фу, она сухая! — пробурчала она с полным ртом. — И совсем без вкуса!
— Это еда, а не дворцовый пир, — сухо заметила Лэн Шуан, но и она ела с непривычной для себя скоростью. Лепёшки были грубыми, но сытными, и каждая крошка придавала сил.
Поев, они двинулись дальше, превратившись в три серые, неприметные фигуры в толпе. Линь Ваньюэ (Сяофэн) взяла на себя роль проводника, вспоминая карты, которые она когда-то видела в библиотеке отца.
— Нам нужно к Западным воротам, — шептала она, ловко лавируя между тележками, носильщиками и кричащими зазывалами. — Оттуда начинается Великий Западный Тракт. Он ведёт в город… — она на мгновение запнулась, выдумывая название на ходу, — … в город Аньцюань. Говорят, там тихо и далеко от столичных бурь.
Они пробирались, опустив головы, аккуратно обходя любой намёк на присутствие стражи. Их сердца замирали каждый раз, когда они видели чёрные мундиры городской стражи или, что было страшнее, молчаливых демонов в простой одежде, чьи глаза зловеще сканировали толпу. Но хаос большого рынка — «Цаоши», как называли такое место, — был их лучшим союзником. Крики торговцев, рёв скота, запахи специй, пота и жаровен создавали идеальную завесу. Они растворялись в этом людском море, как три капли воды в бурной реке.
Наконец, миновав последние ряды лавок с шелками и фарфором, которые теперь вызывали у них лишь горькую усмешку, они вышли к началу широкой мощёной дороги. Это был Великий Западный Тракт, уходивший вдаль, за горизонт, в сторону синеющих гор. У самых ворот кипела жизнь: собирались караваны, погонщики кричали на упрямых ослов, паломники в простых одеждах готовились к долгому пути.
Три сестры остановились на краю этой оживлённой дороги. Позади оставался шумный, враждебный город. Впереди лежала неизвестность — долгая дорога, голод, опасности и призрачный город Аньцюань, символ надежды на спокойную жизнь. Они переглянулись. В их глазах уже не было паники, лишь усталая решимость. Сделав глубокий вдох, они влились в поток путников и сделали свои первые шаги по дороге, ведущей прочь от их прошлой жизни.
Глава 81
Зал сиял мрачным великолепием. Вместо некогда украшавших его светлых шелков и изящных нефритовых изделий, повсюду ниспадали тяжёлые знамёна с грозной символикой дома Цан — свирепый чёрный дракон на багровом, как запекшаяся кровь, поле. Воздух был густ и тяжёл, наполнен удушающим ароматом редких, дурманящих благовоний, призванных усмирить злых духов и возвещать о мощи нового повелителя. Придворные, тщательно отобранные Цан Синем или вовремя преклонившие колени, стояли в почтительном, неестественном молчании, потупив взоры.
Цан Синь восседал на троне, высеченном из цельной глыбы чёрного обсидиана, в котором отражались искажённые лица придворных, словно их души уже попали в плен к тени. На нём были тяжёлые парчовые одеяния императорского дома Цан, а в руках он сжимал Скипетр Абсолютной Власти — древний артефакт, вынесенный тайно его верными слугами из гробниц предков тридцать пять лет назад. Каждый предмет одежды, каждый символ был частью до мелочей продуманного ритуала, призванного узаконить его власть в глазах Неба и людей.
Великий Жрец, человек с безразличным, восковым лицом, словно сам уже был живым мертвецом, монотонно возносил молитвы тёмным богам и духам предков Цан. Его голос, заунывный и бесстрастный, эхом разносился под сводами зала:
— … и да примет он бремя власти из когтей дракона тьмы! Да склонятся перед ним все девять земель! Да трепещут враги его и обратятся в прах…
Но слова жреца доносились до Цан Синя как отдалённый гул, будто сквозь толщу мутной воды. Его взгляд, остекленевший и пустой, был устремлён куда-то в пространство за спинами трепещущих сановников, но видел он не их.
«Она сбежала. У меня из-под носа. Прямо перед коронацией».
Мысль жгла его изнутри яростнее любого демонического пламени, острее лезвия. Его пальцы сжали костяную рукоять скипетра так, что та затрещала, грозя рассыпаться в прах. Он должен был чувствовать триумф. Сладкое опьянение возмездия, свершившегося спустя долгие годы ожидания. Вместо этого он ощущал лишь гнетущую, зияющую пустоту и всепоглощающую, навязчивую мысль, вытесняющую всё остальное.
Где она?
— … и да осенит его корона предков, дабы правил он десятью тысячами лет! — провозгласил жрец, и его голос, наконец, достиг ушей Цан Синя, прорвавшись сквозь пелену его мыслей.