Неужели? Переоделись в мужскую одежду. Голос, конечно, не скроешь. Дерзкие девчонки.
— Кальмарами, говоришь, торгует? — переспросил Цан Синь, и в его голосе послышались отзвуки старой, почти забытой лёгкости.
Ван Широнг ответил тёплой, понимающей улыбкой.
— Да, Ваше Величество. Тот самый. Помните, вы как-то раз говорили, что у него лучшие кальмары в столице?
— Награди этого человека, — распорядился император, поворачиваясь к карте. Его движения стали живее. — От всей души. Он оказал мне личную услугу.
— Собрать отряд? — как бы невзначаю спросил Ван Широнг, хотя прекрасно знал ответ.
— Нет, — Цан Синь провёл пальцем по дороге на карте. Его улыбка стала тоньше, но не злой, а скорее… предвкушающей. — Слишком громко. Слишком… прямо. Это дело для кого-то более незаметного. Кто не спугнёт моих… неумелых перевоплотителей. Ступай. И пришли ко мне Цзинь Сэ. Скажи ей, что нужна вся деликатность хулицзин*.
Когда Ван Широнг с лёгким поклоном удалился, Цан Синь остался один. Он смотрел на карту, но теперь его взгляд был сосредоточенным и ясным. Охота перестала быть лишь долгом или одержимостью. В ней появился азарт, почти что спортивный интерес. Мысль о том, что высокомерная Тан Лань и её сестры щеголяют в грязных штанах и пытаются выдать себя за парней, была одновременно и комичной, и восхитительно дерзкой. И теперь он знал их маленький секрет.
Примечание.
Хулицзин (狐狸精) — в китайской традиционной мифологии лиса-оборотень. Родственны японской кицунэ, корейской кумихо.
Глава 83
После нескольких дней, показавшихся вечностью, проведённых в тряской телеге, в пыли и под палящим солнцем, три измождённые фигуры наконец увидели вдали зубчатые стены и ворота города Аньцюань. Вопреки своему благостному названию — «Источник Покоя» — городок оказался шумным и оживлённым торговым узлом, где воздух дрожал от гула голосов, скрипа повозок и пряных ароматов, способных сбить с нога даже почтового голубя.
Переступив через городские ворота и растворившись в гуще толпы, похожей на пестрое, многоголовое существо, они отчаялись найти уголок потише и остановились в тенистом, пахнущем затхлостью и мочевиной переулке.
— Если я сейчас не увижу ванну, набитую лепестками хризантемы, и пуховую подушку, я просто лягу и умру тут на улице, — заявила Мэйлинь, чьи некогда уложенные в сложную причёску волосы теперь больше напоминали гнездо, свитое нервной и неопытной птицей. — И пусть кто-нибудь подотрёт меня перед тем, как сдать тело властям.
Сяофэн, чья живая натура уже начала восстанавливаться от дорожной апатии, выступила вперёд с таинственным видом, достойным заговорщика, готовящего дворцовый переворот.
— У меня есть план. Мы скроемся в Шую.
— В ШУЮ⁈ — взвизгнула Мэйлинь с такой силой, что пара голубей на карнизе встревоженно взметнулась в небо. — Ты хочешь, чтобы мы, дочери Сына Неба, прятались в вертепе⁈ Матушка снова умрёт, на этот раз от стыда, и наша родословная будет вычеркнута из хроник ударом кисти!
Лань, до этого молча и с научным интересом ковырявшая засохшую грязь под ногтем, подняла голову. В её глазах читалось искреннее, почти детское непонимание.
— Шую? — переспросила она. — Это что-то вроде постоялого двора? Там тихо? Есть ли там ванны?
Мэйлинь фыркнула так, что чуть не поперхнулась собственной слюной и остатками дорожной пыли.
— О, да! Очень тихо! Если, конечно, ты считает тишиной хор стонов, приглушённый шёпот за шёлковыми занавесками и звяканье монет о дерево! Это, дорогая моя невинная сестра, заведение, где женщины лёгкого поведения развлекают мужчин, у которых в голове ветер, а в кошельке — дыра!
— Не слушай её! — поспешно вмешалась Сяофэн, отчаянно жестикулируя. — Это дом высокой культуры! Там не пахнет пошлостью, а благоухает искусством! Там играют на цитрах и пипах, читают стихи, пьют чай и ведут умные беседы о смысле бытия! Это утончённое пристанище для интеллектуалов!
И тут до Лань дошла куда более практичная и пугающая мысль, отодвинувшая моральные аспекты на второй план. Она медленно, как маятник рока, повернулась к Сяофэн.
— Погоди. Ты говоришь, там нужно играть на музыкальных инструментах?
— Ну да… — подтвердила Сяофэн с внезапно налетевшей неуверенностью. — В этом-то всё и дело! Отличный вариант, мы все ведь учились в дворцовой школе… Правда, у Мэйлинь получается так, что слуги подумывали о самоубийстве.