Глава 17
Тан Лань замедлила шаг, её взгляд скользнул по скромной, потёртой вывеске с иероглифами «Лекарня Либо». В памяти, словно из глубин озера, всплыло бледное, исхудавшее лицо Ван Широнга — призрак былой боли и милосердия. Интересно, как он сегодня? — мелькнула беглая, почти невесомая мысль. Но с целым кортежем слуг и евнухов, превращающим любое её появление в государственное событие, зайти было невозможно. Придётся снова переодеться служанкой через пару дней, — с лёгкой, едва заметной улыбкой решила про себя Снежа, уже предвкушая вкус свободы и простора.
В этот самый миг, когда её мысли витали в планах тайных вылазок, из-за дверей лекарни донёсся звук, врезавшийся в тишину улицы, как кинжал. Это был не крик боли, не стон отчаяния. Это был оглушительный, леденящий душу вопль чистого, животного, первобытного ужаса. Звук, от которого кровь стынет в жилах, а по коже бегут мурашки.
Дверь с грохотом распахнулась, будто её выбили изнутри. Из тёмного проёма, спотыкаясь, давя друг друга, выплеснулось несколько человек — перепуганные пациенты и бледный как полотно подмастерье. Их лица, искажённые гримасой абсолютного страха, были обращены назад, в чёрную пасть двери.
— Демон! Демон внутри! — завопил один из них, его голос сорвался на визгливую, безумную ноту. Он, не помня себя, тыкал дрожащим пальцем в зияющий тёмный проём, откуда, казалось, веяло ледяным дыханием потустороннего ужаса.
Для Снежи этот вопль сработал точь-в-точь как звук боевой трубы, призывающей её родной клан на поле брани. Древний рефлекс воина, отточенный в сражениях с порождениями тьмы на руинах её дома, сработал куда быстрее, чем томные манеры светской дамы. Она не раздумывала. Она рванула вперёд, вглубь лекарни, забыв о своём новом хрупком теле, о вопиющем отсутствии физической силы и о целом кортеже слуг, чьи рты разом открылись в немом ужасе.
Она влетела внутрь, и её взору открылась картина, достойная кисти безумного художника, одержимого кошмарами. В центре комнаты клубилось нечто, напоминавшее плотный, маслянистый дым с кровавыми прожилками. Оно пульсировало, издавая низкое, противное гудение, от которого зубы начинали ныть. И в самом его эпицентре, беспомощно брыкаясь, словно марионетка, завис в воздухе бедолага Ван Широнг. Его лицо приобрело цвет перезревшей сливы, а глаза закатились, демонстрируя миру лишь жуткие белки.
Тан Лань, на автомате забывшись, потянулась к поясу, чтобы достать меч. Какой меч? — едва не спросила она вслух саму себя. Ты же не в клане, а нежная дама, носящая вместо клинка веера!
И тут же, словно её собственная, весьма воинственная тень, в проёме двери возник Лу Синь. Его меч был уже обнажён, и клинок холодно сверкал в полумраке, словно говоря: «А вот и я, и у меня с собой есть именно то, что нужно». Тан Лань, мгновенно сориентировавшись, подскочила и ловко укрылась за его широкой спиной, вцепившись в его плечо с выражением лица, идеально сочетавшим ужас и полную уверенность в своём телехранителе.
Но что поразило Тан Лань больше всего — так это его реакция. На его лице, видном из-под шлема, не было ни тени страха, ни даже обычного человеческого удивления. Был лишь холодный, собранный, до боли знакомая ярость. Его глаза сузились, глядя на демоническую сущность с таким видом, будто он видел это безобразие уже тысячу раз и ему страшно надоело убирать за кем-то мистический беспорядок.
Он не боится. Он знает, что это такое, — промелькнуло в голове у Снежи, но было не до философских размышлений.
Лу Синь не стал кричать героические лозунги и не бросился в безрассудную атаку. Вместо этого он сделал чёткий, выверенный выпад, и его меч описал в воздухе сложную дугу. Это было не столько атакующее движение, сколько элегантное, почти педантичное «рассеивание» — словно он вносил ясность в хаотичную композицию из тёмного ци.
Тёмное ци взревело — беззвучным, раздирающим душу вибрацией, явно не ожидая встретить кого-то, кто не поддаётся панике и действует с убийственной эффективностью. Оно метнулось в сторону, и его «хватка» ослабла. Ван Широнг с глухим стуком, больше похожим на шлепок мокрой тряпки, рухнул на пол, где и принялся закашливаться и судорожно хватать ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег.
Сущность, напоминавшая гигантскую летучую мышь, слепленную из теней и дурного настроения, на мгновение замерла, оценивая нового противника с явным неудовольствием. Лу Синь встал между ней и Тан Лань, его поза была неприступной крепостью, излучающей вежливую, но недвусмысленную угрозу. Он не атаковал дальше, лишь издал низкий, предупреждающий ворчащий звук, больше звериный, чем человеческий, явно означавший: «Убирайся, пока не поздно».