Ошибка прошлой Тан Лань была не в том, что она была жестокой, высокомерной и одинокой. Ошибка была в том, что она во что-то ввязалась. Во что-то очень опасное, во что-то, во что ей не следовало совать свой надменный нос. И кто-то очень могущественный, чей запах духов был знаком ей лучше любого яда, связанный с самой Императрицей, решил, что с нею покончено. Раз и навсегда.
Снежа сидела на холодном полу, прислонившись спиной к резным ножкам кровати, сжимая раскалывающуюся голову. Боль была жуткой, словно внутри черепа кузнец оттачивал новый клинок. Но сквозь туман страданий в её глазах горел новый, ясный и холодный огонь — огонь прозрения, куда более жгучий.
Она увидела не просто девичью ссору. Она узрела истинное лицо Тан Сяофэн. Не глупую, завистливую девочку, а расчётливую, жестокую и невероятно амбициозную женщину, за маской сладкой невинности скрывающую поистине бездонную пропасть ненависти. Запах духов императрицы, витавший в воздухе перед роковым ударом меча… И Лу Синя, чей голос звучал как приговор. Пазлы, ужасные и невероятные, начинали складываться в пугающую картину.
Сяофэн… Значит, не только из-за ревности к Шэнь Юю, — пронеслось в голове у Снежи. Она хочет власти. По-настоящему. И я была её первой целью. А теперь… теперь её цель — Мэйлинь? Или… она уже добилась своего, и теперь просто наслаждается спектаклем, наблюдая, как я барахтаюсь?
С Императрицей всё было ясно как божий день. Это даже не требовало анализа — классический злодей в роскошных одеждах. А вот Лу Синь… За что он так? Смесь обрывочных воспоминаний из прошлого и «будущего» Тан Лань была похожа на страшный, отвратительный коктейль. Ещё страшнее было осознавать, что человек, явно желающий ей зла, всегда находится в двух шагах, дыша ей в спину. Очень брутальная и молчаливая тень.
Ошибка прошлой Тан Лань была не только в её скверном характере. Её роковая оплошность, возможно, заключалась в том, что она недооценила свою сестру. Посчитала её просто надоедливой мухой, а не ядовитой змеёй, способной не только ужалить, но и выследить, подкараулить и проглотить целиком.
И демон, напавший на Ван Широнга, пытались его заткнуть… Если Сяофэн была способна на такую ледяную ярость и такие амбиции, могла ли она быть связана с чем-то столь тёмным? Или это было просто зловещим совпадением?
Головная боль медленно отступала, сменяясь леденящим холодом в душе. Снежа понимала, что игра здесь шла не на жизнь, а на смерть. И её невольная соперница оказалась куда опаснее, чем она могла предположить. Мачеха-интриганка, сестра-социопат, страж-убийца… Слишком много врагов для одной хрупкой девушки. Прямо целый абонемент в загробный мир.
У Императрицы не спросишь: «Эй, тёть, че за дела, зачем тебе моя смерть? Принесла пирожков, давай поговорим по-хорошему». Мысль о таком диалоге вызвала у Снежи нервную ухмылку. А вот у Лу Синя ещё можно что-нибудь выпытать. Он же всегда рядом, как собственный нос. Только вот как заставить его разговориться? Угрожать веером? Предложить чаю с ядом? Снова стукнуться головой о колонну и надеяться, что он сжалится над идиоткой?
План, конечно, был так себе. Но иного пока не имелось.
Глава 19
Спальня Лу Синя в казарме дворцовой стражи была воплощением аскезы: голые каменные стены, жёсткая койка, грубый табурет да небольшой сундук с немногими пожитками, умещавшими всю его жизнь. Но главное её достоинство заключалось не в уюте, а в окне. Крошечном, с мутным, волнистым стеклом, но выходящем прямиком в запущенный внутренний садик покоев первой госпожи.
Он не спал. Стоял в кромешной тьме, прислонившись плечом к холодной стене у окна, и смотрел. Рана на плече туго ныла, напоминая о каждом странном, немыслимом моменте прошедшего вечера. О её прикосновениях — точных, профессиональных, — которые жгли его теперь куда сильнее, чем демонические когти.
В её покоях ещё горела свеча, отбрасывая на бумажную ширму беспокойный, мечущийся силуэт. Он видел, как она ходит взад-вперёд, словно загнанная тигрица в клетке, как её руки взмывают вверх, будто она говорит с невидимым собеседником. Видел, как она схватилась за голову, будто пытаясь физически выдавить из себя ответы на неведомые ему вопросы.
Безумие, — холодно констатировал он про себя, но уже без прежней слепой уверенности. Слишком много в её «безумии» за последние дни проступило странной, пугающей и оттого ещё более опасной логики.
И тут её движения внезапно стали… целенаправленными. Она отошла от окна, встала в центр комнаты, замерла. Приняла какую-то глупую, нелепую позу, размахивая руками, будто готовилась не к изящному танцу, а к прыжку через пропасть.