Она должна была сыграть эту роль. Ради своего выживания. Ради их безопасности, которая, как она уже понимала, зависела от ее настроения. Вот только Снежа едва ли была на это способна.
Она попыталась улыбнуться. Это была ее обычная, открытая, солнечная улыбка Снежи, которая никогда не появлялась на надменном лице Тан Лань. Уголки ее губ дрогнули, стараясь растянуться в знакомом ей выражении добра и облегчения.
— Всё хорошо. Со мной всё в порядке. Просто… голова немного кружится от удара. Никто не виноват. Все можете идти. Отдохнуть. И… — она сделала паузу, переводя дух, — спасибо за вашу заботу.
Эффект был ошеломляющим. Пожилой лекарь, поправлявший свои инструменты, выронил из рук изящный серебряный игольник, который с тихим звоном покатился по полу. Евнухи переглянулись в немом, абсолютном шоке, их невозмутимые маски треснули, обнажив полную растерянность. Хитрая служанка замерла с широко раскрытыми глазами, будто увидела не просто призрака, а самое невероятное существо в Поднебесной. Ее острый ум явно отказывался верить в происходящее.
А Сяо Вэй просто расплакалась, но на этот раз — от непонятного, щемящего чувства облегчения и какой-то пронзительной жалости. Она посмотрела на свою госпожу, и в её взгляде читалась преданность пса, который получил неожиданную ласку вместо плетки, замешанная на полном, абсолютном недоумении.
Только страж у двери не дрогнул. Каменная статуя оставалась недвижимой. Но Снеже, обостренно чувствующей каждую деталь, показалось, что его плечи под темной лакированной кирасой на мгновение неестественно напряглись. И в узкую щель под шлемом, на нее упал тот самый, колкий, пронизывающий и безжалостно оценивающий взгляд. Взгляд одинокого волка или хищной птицы, который наблюдает за очень, очень странным поведением своей привычной добычи и не понимает, стоит ли атаковать или лучше пока понаблюдать.
Внутри у Снежи всё сжалось в ледяной ком. Осознание ударило с новой силой. Она была не просто в чужом теле. Она была в логове тигра. В теле тигрицы, которую здесь все искренне ненавидят и боятся. И малейшая ошибка, малейшая неверная нота в этой роли могла стать для нее последней.
Примечания.
Тан Цзяньюй (кит. 谭江雨) — Речной дождь.
Тан Лань (кит. 谭岚) — Легкая дымка в горах
Глава 3
Сяо Вэй дрожащими, но удивительно ловкими руками расчёсывала длинные, иссиня-чёрные, тяжелые и шелковистые волосы госпожи. В бронзовом зеркале отражалось бледное, как луна, лицо Тан Лань с огромными, полными немого смятения глазами. Снежа всё ещё не могла привыкнуть к этому отражению. Каждое движение в зеркале было чужим, каждый взгляд — загадкой. Она ловила себя на мысли, что ждет увидеть в глубине зрачков свои собственные, знакомые черты, но находила лишь красивую, холодную и абсолютно чужую маску.
Благо, хоть удалось выпроводить всю эту свиту — лекаря, евнухов и ту другую, хищную служанку — из покоев под предлогом головной боли и необходимости покоя. Осталась только Сяо Вэй, чья преданность, подкрепленная тем видением-воспоминанием, казалась единственной опорой в этом шатком новом мире.
— Сяо Вэй… — тихо начала она, боясь спугнуть хрупкое, зарождающееся доверие служанки, как пугливую птичку. — Прости, что я такая… растерянная. В голове после падения всё путается, как в тумане. — Она сделала паузу, глядя на отражение девушки в зеркале. — Расскажи мне… обо мне. Всё, что приходит в голову. Любые мелочи. Чтобы я смогла за что-то зацепиться и припомнить.
Сяо Вэй кивнула, её доброе, круглое лицо стало сосредоточенным и серьёзным, приняв на себя непривычную ответственность. Она аккуратно разделила волосы на пряди.
— Конечно, госпожа. Вы — её высочество Тан Лань, первородная дочь императора Тан Цзяньюя. Вам уже минуло тридцать две зимы. Вы… — девушка замявшись, опустила глаза на гребень в своих руках, — вы вдова. Ваш супруг, молодой генерал Ли Чжэн из знатного и доблестного рода Ли, пал от руки подлого наёмного убийцы прямо в день вашей свадьбы, когда вы возвращались во дворец после церемонии. Это было… двенадцать зим назад.
Снежа замерла, ощутив ледяной холодок, пробежавший по спине. Двенадцать лет. Практически вся сознательная жизнь. Вдовство. Убийство в самый счастливый день… Какая же это должна была быть чудовищная, незаживающая травма для той, чье тело она теперь занимала. В ее голосе, когда она заговорила снова, звучала неподдельная жалость.