Гроза миновала – молот благополучно вернулся в Асгард, перестав угрожающе висеть над головой русого Рыжего.
***
- Больше никаких засосов! – как только Стас показался на пороге квартиры, Миша поспешил выдвинуть ему свой ультиматум, опасаясь, как бы сам потом не напросился на обратные действия.
- С чего это? – праведно возмутился Станислав Соловьев, отличающийся крайней степенью ревнивости и собственности. – И не говори мне, что не нравится!
- Меня твоя мама достала своим домогательством…
- Чем?!
- Не в том смысле, - смешливо фыркнул Рыжий, с особым удовольствием прошептав на ухо Стасу. - Извращенец!
- А, ну тогда…
- Не говорить же ей, что это ты! – выпутался Миша из незаметно облапившего его кольца рук, - А врать я не люблю, ты знаешь.
- Ну, так и не врал бы, - с легкой обидой пробормотал парень, но его не услышали.
- Кстати, я на несколько дней домой вернусь – надо же и там ночевать, а то родители беспокоятся, - грустно протянул Рыжий и тут же весело хмыкнул. – Боятся, как бы в плохую компанию не попал!
- Смотря с какой стороны посмотреть, - заржал Стас, а Миша его поддержал. – Для иных – лучше бы пил и курил, как говорится!
- Что бы я без тебя делал, - отсмеявшись, Рыжий поцеловал парня в щеку. – Пошли на кухню, я есть хочу.
- Так что там насчет засосов?
Отвлечь Соловьева было не так уж и просто – он прижал Мишу к стене коридора, смачно поцеловав его кадык и несильно прикусывая тонкую кожу. Схваченный простонал что-то невнятное, что было расшифровано как «Только не выше ключиц». Приняв к сведению просьбу, которую чуть позже обязательно не выполнит, Стас прошелся поцелуями по разрешенному участку кожи, виднеющемуся в вороте растянутой майки. Руками поглаживая бока, задирал ткань вверх, чтобы вообще ее снять, а то от желания спуститься поцелуями вниз по груди и животу уже в глазах темнело. Миша податливо выгибался, дразня, постанывал от удовольствия, одной рукой держась за плечо Стаса, а другой опираясь на стену: плачевный опыт подсказывал, что его любимый может резко и без предупреждения встать на колени для продолжения банкета, а возбужденная до крайности, а от того плохо стоящая конструкция о двух тел легко падает вниз. Впрочем, и там продолжить можно…
То, что содомской разврат происходит в прихожей никого из парней не смущало – страсть вообще накатывала на них в самых неожиданных местах, а дома-то чего стесняться? Единственное, что они плотно уяснили - ванна место священное и запретное. Однажды принятый вместе душ закончился растяжением на ноге у одного и трещиной на руке у другого, потому вместе они никогда больше не купались – на всякий случай.
Занятые друг другом, звонок в квартиру они услышали, когда гость начал бесцеремонно стучать в дверь кулаком. Паника и судорожное одергивание вещей увенчалось криком Стаса:
- Кто?
- Я! – голос Валентины Викторовны, хоть не был знаком Мише так же хорошо, как ее сыну, но узнать его труда не составило.
- Куда?! – железной хваткой вцепился в руку своего ненаглядного Стас, останавливая парня от рывка в спальню, открывая замок на двери. – Под кровать собрался прятаться?
- Стасик, как ты? – проворковала госпожа Соловьева, заходя в квартиру и тут же натыкаясь на стремительно краснеющего «близкого друга» ее сына. – Рыжий, и ты тут!
- А? – парень недоуменно воззрился на преподавателя, потому что удивленной та совсем не выглядела.
- То есть, ты правда думал, что я не догадаюсь, что с моим сыном кто-то живет? И не выпытаю кто? – с сарказмом осведомилась женщина, расплываясь в коварной ухмылке.
- Мам, кстати, прекращай уже издеваться над ним, - Стас, нагло копируя материнскую ухмылку, невозмутимо обнял Мишу за плечи, прижимая того к себе.
- Я ничего не понимаю, - со вздохом признался Рыжий.
- Посмотри на себя! Щеки красные, шея в засосах, на ширинку и посмотреть стыдно! – строго выговорила Валентина Викторовна, возвращаясь к пафосным ноткам. – У тебя есть оправдание?!
Стас, уткнувшись в плечо своего парня, сдавленно хихикал, бормоча: «А ты и не смотри, не для тебя роза цвела».
Миша, все еще плохо понимая, что происходит, но, догадываясь, что все не так уж и плохо, обезоруживающе улыбнулся.
- Я больше не буду?