Я кивнул.
– Ладно. А теперь отвезите его домой.
Про жену он не упомянул... Может, еще и не убьют? Я облегченно выдохнул, хотя они снова могли отвезти меня к ближайшему лесу, теперь уже окончательно. Радовало, что муж Наташи пока ничего не знает. Меня высадили недалеко от дома и врезав несколько раз для острастки, уехали. Я поднялся, отдышался и вытирая кровь с лица пошел домой. Лене и родителям сказал, что неудачно упал.
Да, писать теперь можно было все, но не всем это нравилось. Мое бойкое перо разило наповал, и число моих врагов росло с каждым днем. Да что ж это у меня за судьба такая! Налево пойдешь – в Чернобыль попадешь и к Ларе-алкоголичке. Направо пойдешь – в Афган загремишь, к безразличной Лене и к «браткам». Физиком помрешь от радиации, а журналистом – от героев очерка.
Годы шли, вернее, летели... Дети росли, мы старели. Кольцо сжималось. Я уже физически чувствовал опасность. Стало казаться, что за мной следят. Тарас и Рахматулло звали к себе. Но у меня были иные планы.
И вот этот день настал. Я не смог бы смотреть в глаза близким, поэтому просто оставил на столе письмо, в котором сообщал, что у меня возникли кое-какие сложности из-за статей и мне нужно срочно уехать на время. В этот раз, благодаря добытому мною импортному лекарству, мама была еще жива... Дочь окончила университе и начала работать, сын был студентом.
Я не мог даже позвонить Наташе: это было смертельно опасно для нас обоих. Помнил ее заплаканные глаза цвета карамели и слова: «Нам нельзя больше видеться. Если он узнает – убьет обоих. Ладно я, но у тебя же дети».
Но выше моих сил было не проститься с Наденькой. Когда я шагал к университету, мне снова показалось, что меня преследуют. Подождал у кабинета, пока моя самая преданная женщина выйдет из аудитории. Мы вошли.
– Надь, мне нужно уехать. Срочно. Не знаю насколько. Береги себя.
Она кивнула, взяла мою руку и прильнула к ней губами. Потом подняла голову и впилась в мое лицо своими чуть приподнятыми с висков ореховыми глазами под изящным изломом бровей, как бы стараясь навсегда впитать мой образ. Я вздохнул. Она заслуживала большего. Заговорил. Голос показался чужим.
– Я никогда тебе раньше не говорил. Я люблю тебя, Надя. Очень.
Она снова кивнула, облизала сохнущие губы. Произнесла хрипло.
– Ты пришел попрощаться. Я знала… Совсем уже прижали? Бежишь? Хочешь, я с тобой?
Я покачал головой.
– Нет. Одному проще скрыться.
– Жаль, что я не смогла родить тебе ребенка…
– Я вернусь, Надя. Обязательно вернусь. Теперь уже навсегда, – мой голос предательски задрожал.
Она погрузила пальцы в мои волосы.
– Если тебя не станет, я тоже умру. Помни об этом.
Она сказала об этом, как о чем-то само собой разумеющемся. Затем сняла с шеи старинную золотую цепочку с крестиком. Поцеловала крест и надела мне на шею.
– Носи, не снимай: он сбережет тебя. Заговоренный.
Им она очень дорожила. Это была ее единственная уцелевшая фамильная ценность: прабабушка Наденьки была княжной. После революции, когда пьяный народ громил дома «буржуев-кровопийц», девочку спасла бывшая кухарка и воспитала, как родную дочь.
Я вдруг вспомнил, как в начале нашего знакомства Наденька шепнула мне в университете: «Хочешь, сейчас перед тобой на колени встану? Я не боюсь! Пусть все знают, что я тебя люблю». Но я тогда лишь трусливо пискнул: «Не надо, Надь, пожалуйста, не делай этого!»
Ушел, не оборачиваясь, потому что боялся разрыдаться, как дитя: слезы жгли глаза. На остановке вдруг снова почувствовал спиной чей-то цепкий взгляд. Мой натренированный взгляд вырвал из толпы двух подозрительных типов. Рослых, крепкого телосложения, с холодными глазами...
Сел в автобус. Доехал до «Лесной». Вышел и направился к черной березе. Они шли за мной. Свернул направо: они тоже. Я снова повернул направо. Они повторили маневр. Третий поворот направо. Четвертый. Вернулся на исходную позицию. Они не отставали.
Я всегда носил с собою нож. Достал его и теперь. Ускорил шаг и юркнул в кусты. Они побежали за мной. Я выскочил, ближнего ударил первым: прямо в сердце. И почувствовал острую боль вверху живота: второй успел ударить меня ножом. Я свернул шею врага, и убедился, что оба мертвы. Да, реакция у меня была уже не та... Осмотрел рану: нож вошел под углом, заструилась кровь. Превозмогая боль, придерживая одной рукой лезвие, затащил тела в кусты. Первым порывом обычного человека бывает удалить из раны оружие, но я знал, что это лишь усилит кровотечение. Тогда конец... И двинулся к черной березе.