– Сплетничать неприлично, - заметила Виолетта.
– А это вовсе не сплетни, - парировала Гиацинта. - Это самое обыкновенное распространение информации.
Франческа замерла.
– Мама, - сказала она, скорбно качая головой. - Лучше бы ты ограничилась семью.
– Семью детьми, ты хочешь сказать? - поинтересовалась Виолетта, прихлебывая чай. - Я и сама порой так думаю.
– Мама! - воскликнула Гиацинта. Виолетта только улыбнулась.
– Передай соль.
– У мамы только с восьмой попытки и получилось как следует, - объявила Гиацинта, пододвигая матери солонку движением, в котором не было и намека на грацию.
– Следует ли это понимать так, что и ты сама надеешься родить в свое время восьмерых детей? - с самым невинным видом осведомилась Виолетта.
– Боже! Нет, конечно! - воскликнула Гиацинта. Франческа не удержалась от смеха.
– Нехорошо упоминать имя Господа всуе, Гиацинта, - заметила Виолетта примерно тем же тоном, каким говорила, что сплетничать неприлично.
– Почему бы нам и правда не заехать где-нибудь после полудня? - спросила Виолетта Франческу, когда легкомысленное веселье стихло.
Франческа бросила взгляд на часы. Значит, у нее будет примерно час на то, чтобы привести Майкла в пристойный вид. Кроме того, ее мать сказала - «нам». Во множественном числе. Словно она и в самом деле вздумала взять с собой Гиацинту, у которой был настоящий талант превращать всякую неловкую ситуацию в сущий кошмар.
– Я поеду прямо сейчас, - сказала Франческа и быстро поднялась из-за стола. - Надо узнать, сможет ли он принять визитеров.
К ее удивлению, мать тоже сразу поднялась и сказала:
– Я провожу тебя до дверей.
– Э-э… ты серьезно?
– Да.
Гиацинта начала было подниматься тоже.
– Я одна, - сказала Виолетта, даже не повернув головы в сторону младшей дочери.
Гиацинта осталась. Даже у нее довольно было ума, чтобы знать, что не следует спорить с матерью, когда у той безмятежный вид сочетается со стальным тоном.
Мать вышла из столовой первая, и они прошли в молчании до самой прихожей, где Франческа попросила лакея принести ее плащ.
– Ты ничего не хочешь мне сказать? - заговорила наконец Виолетта.
– Не понимаю, о чем ты.
– А я думаю, очень хорошо понимаешь.
– Уверяю тебя, - сказала Франческа, глядя на мать с самым невинным видом, - понятия не имею.
– С недавних пор ты очень много времени проводишь в Килмартин-Хаусе, - сказала Виолетта.
– Я живу там, - напомнила Франческа в сотый, как ей показалось, раз.
– В данный момент не живешь, и меня беспокоит, что о тебе начнут говорить.
– Никто об этом и словом не обмолвился, - возразила Франческа. - И в газетах ничего не было. Если бы обо мне действительно стали судачить, то, уверена, нам это было бы известно.
– То, что люди молчат пока, вовсе не означает, что они не станут болтать завтра.
Франческа раздраженно вздохнула.
– Но я же не незамужняя девица, не девственница какая-нибудь!
– Франческа!
Франческа скрестила руки на груди.
– Мне неприятно вдаваться в такие детали, мама, но так оно и есть.
Вернулся лакей с плащом Франчески в руках и доложил, что карета будет у крыльца буквально сию минуту. Виолетта подождала, пока лакей выйдет на крыльцо дожидаться кареты, и спросила:
– Какие именно у тебя отношения с графом? Франческа так и ахнула:
– Мама!
– Это совсем не праздный вопрос.
– Это самый что ни на есть праздный, вернее, самый что ни на есть глупый вопрос из всех, когда-либо слышанных мною! Майкл мой двоюродный брат.
– Он двоюродный брат твоего покойного мужа, - поправила ее Виолетта.
– Он и мой двоюродный брат, - резко возразила Франческа. - И мой друг. Боже правый! И это ты говоришь! Мне и в голову не приходило… Майкл!
Но истина заключалась в том, что в голову ей это приходило. Из-за болезни Майкла все остальное отступило на второй план: у нее было столько хлопот у постели больного, что она почти сумела заставить себя забыть о том потрясшем ее мгновении, когда в парке она взглянула на него и что-то возродилось к жизни в ее душе.
Что- то такое, что, как она была совершенно уверена, умерло в ее груди четыре года назад.
Но слышать, как ее мать поднимает эту тему… Боже правый, как же это было унизительно! Невозможно, совершенно невозможно, чтобы в душе ее зародилось влечение к Майклу. Это было бы как-то нехорошо. Действительно нехорошо. Это было бы… ладно, пусть просто нехорошо. Ни одно другое слово не описало бы ситуацию точнее.
– Мама, - сказала Франческа, очень стараясь, чтобы голос ее звучал ровно. - Майкл был не совсем здоров последние дни. Я тебе говорила.